home
Что посмотреть

«Паразиты» Пон Чжун Хо

Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности. «Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.

«Синонимы» Надава Лапида

По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.

«Frantz» Франсуа Озона

В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу. 

«Патерсон» Джима Джармуша

В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.

«Ужасных родителей» Жана Кокто

Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.

Новые сказки для взрослых

Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Что послушать

Kutiman Mix the City

Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.

Видеоархив событий конкурса Рубинштейна

Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.

Альбом песен Ханоха Левина

Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина «На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
Что почитать

«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса

...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.

«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада

Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.

Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.

«Комедию д'искусства» Кристофера Мура

На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».

«Пфитц» Эндрю Крами

Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.

«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти

Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.

«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая

«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Что попробовать

Тайские роти

Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.

Шомлойскую галушку

Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.

Бисквитную пасту Lotus с карамелью

Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.

Шоколад с васаби

Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.

Торт «Саркози»

Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.

Вишнёва в контексте Тель-Авива

09.03.2019Лина Гончарская

В центре Сюзан Деллаль состоялся выездной дебют фестиваля Context. Diana Vishneva

Самое, конечно, яркое во всей этой истории – танец рук Дианы Вишнёвой, утрированно ломкий, дрожащий, экстатичный: сотня нано-движений на единицу времени. Оголенный нерв, Пьеро без кожи. Естественно, такая развязка, она же кульминация, взвинтила публику изрядно, так что даже ярые скептики выходили из зала в легком обалдении.

Экспрессивные пор-де-бра Дианы Вишнёвой оказались вовсе не случайны, ибо они есть ноу-хау немецкого хореографа Марко Гёкке, автора восьмиминутного соло «Убитый» (Tué): в его лексике верхняя половина туловища, как правило, невероятно подвижна, тогда как нижняя половина бездействует. То есть главное духовное приходится на плечи, руки, кисти и пальцы рук, а ноги словно прирастают к полу. Есть в этом что-то русалочье. Так в виденном мною пару лет назад «Нижинском» Гёкке выражал фундаментальные философские вопросы о ценности искусства движениями корпуса и верхних конечностей с нервозными выворотами, с пластикой то механической, то трепещущей-дрожащей. Такой же, как в нынешнем соло Дианы.

Соло пестрело сложными диакритическими пометами, ударениями и знаками препинания, с коими неистово боролись умные руки Вишнёвой, рисуя в воздухе волны, заполошные узоры и диаграммы. Вибрирующее под хрипловатое вибрато певицы Барбары тело и беспокойные, постоянно движущиеся руки отвергали мысль о романтике и гармонии. Временами она напоминала марионетку, которую дергает за веревочки злой кукольник (или злая балетная фея, этакий Карабас-Барабос); порой – диву Плавалагуну, и не только из-за невероятной выразительности рук, но прежде всего – из-за сверхчеловеческого мастерства. Ее кисти и плечи словно стремились к выходу за рамки собственных и чужих возможностей, она мыслила каждой связкой, каждой накачанной мышцей. Разумеется, коль скоро мы о танце рук, велик соблазн припомнить Майю Михайловну Плисецкую; но сделать подобное затруднительно оттого, что речь идет о совершенно иной эстетике. В любом случае, это было соло запредельной красоты, как принято у див.

                   

                     

                                Фото: Ирина Туминене

Самым же выбивающимся из контекста номером программы оказался, как ни странно, самый многообещающий: «Письма» из балета-блокбастера «Нуреев», о котором так долго шумели в российской прессе. Не спас ситуацию даже расчудесный Игорь Верник, зачитывающий в приятнейшей манере письма от мужского (Шарль Жюд, Манюэль Легри, Лоран Илер) и женского (Алла Осипенко, Наталья Макарова) лицá, адресованные Руди Нурееву. По-видимому, постановку сию следует смотреть целиком – монологи Ученика и Дивы, вырванные из контекста, явно не работают (уж context'у ли этого не знать). Добавьте сюда восхитительно пропагандистский текст о тоске по родине и неизбывной рудиной любви к России – моих соседей по креслу он изрядно повеселил, но поскольку половину тель-авивского зала составляли гламурные россияне, а четверть – не понимающие ни слова по-русски израильтяне, соседи остались в гордом меньшинстве. 

Ну а вообще Context. Diana Vishneva в контексте Тель-Авива – это молодые танцующие люди. В носках цвета асфальта. Последнее обстоятельство показалось занятным, ибо мое внутреннее я давно уже психологически настроено на то, что contemporary пляшут босиком (либо в обуви, когда затея того требует). Но поскольку умом Россию не понять, ограничимся констатацией факта – в носках так в носках. Опять же, поскольку contemporary нас не удивить, учитывая количество израильских трупп современного танца на единицу площади, наблюдать за показанным было любопытно хотя бы с антропологической точки зрения. К примеру, за сотворчеством израильтянина Дора Мамалия, поляка Дариуша Новака и россиянина Владимира Варнавы, сочинивших по спецзаказу фестиваля Context нечто дурашливое под названием Wood Rabbit, аккурат к тель-авивской премьере. Или за тем, как потягиваются спросонья и выворачивают себя наизнанку персонажи Awakening Павла Глухова. Встрепенула живые эмоции лишь четвертая миниатюра, The Room Ольги Васильевой, исполненная самой дамой-хореографом, а также тремя мужчинами – Павлом Глуховым, Константином Кейхелем и Александром Челидзе; движения нанизывались друг на друга в небанальных комбинациях, а вторая половина действа оказалась и вовсе захватывающей (и вовсе не потому, что один из танцующих натянул черную майку на лицо). Не исключено, именно по той же причине Ольга, одна из финалистов конкурса молодых хореографов Context Lab, получила грант на стажировку в Тель-Авиве, в «Бикурей ха-Итим», где ее курировала Наоми Перлов. И уж очень хорош был дуэт виолончели и фортепиано (жаль, программка не пояснила, кто это играет).

                               The Room. Фото: Марк Олич

А вот структура вечера была продуманной: сначала на сцену выпорхнула солистка (к которой вскоре присоединилась целая группа); вторым номером шел дуэт, третьим – трио, четвертым – квартет (ну не называть же их па-де-труа и па-де-катром), пятым, после антракта, – квинтет. Авторства молодых хореографов из Context'а, которые продолжают подавать надежды (Константин Кейхель сработал для пятерых еще одну премьеру, Still Life – над столом висел большущий рыбий скелет, который в финале, разумеется, выстрелил, то бишь свалился оземь). Затем дело пошло на убыль и завершилось соло заглавной героини под песни Барбары ,Drouot‘ и ,Sid’amour à mort‘. Последнее обстоятельство, учитывая, о чем эта песня, меня и подкосило – такой он, видимо, катарсис.

Битком набитый зал, между тем, радовал глаз и душу: как хорошо, что люди по-прежнему любят смотреть на людей.

Тель-Авив, Сюзан Деллаль, 8 марта 2017 года

Все фотографии предоставлены проектом M.ART


  КОЛЛЕГИ  РЕКОМЕНДУЮТ
  КОЛЛЕКЦИОНЕРАМ
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
ГЛАВНАЯ   О ПРОЕКТЕ   УСТАВ   ПРАВОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ   РЕКЛАМА   СВЯЗАТЬСЯ С НАМИ  
® Culbyt.com
© L.G. Art Video 2013-2024
Все права защищены.
Любое использование материалов допускается только с письменного разрешения редакции.
programming by Robertson