New York Colours (I)

New York Colours – коричневый

13 декабря

В Израиле идет снег, и даже если вскользь упомянуть, что в Нью-Йорке – тоже, вас сразу подвергнут остракизму.

Мне приснился сон, будто в моем мозгу завелось множество непрошеных гостей. Они входят в мозг через турникет, как в нью-йоркском метро, через такой круглый-неудобный-узкий-вертикальный турникет-вертушку с воротцами из стальных прутьев, изогнутых по размеру чьего-то живота. Я выгоняю этих незнакомцев всю ночь обратно, в коричневый сегодня город, где коричневые здания образуют грубый урбанистический узор. Эти коричневые социальные жилые уродцы следует называть билдингами, их отделяют от реки коричневые же голые зимние деревья, а небо над Нью-Йорком сегодня отчаянно голубого цвета. С моста через Ист-Ривер, издалека, жилые коричневые штабеля кажутся пряничными домиками, но уже пережеванными. Ледяной ветер разогнал серый налет, коричневый заиграл нюансами оттенков, зазвучала бравурно грустная песенка на прощание. На коричневых полах вагонов метро порошей нанесены рубчатые следы тысяч сапог, словно продавленные протекторами в глубоком снегу – Bye-bye, New York.

Густо коричневая музыка виолончели на станции «Бедфорд» линии L. Вот бы забрать всех музыкантов подземки вместе: обоих виолончелистов с «Бедфорд», скрипача с перехода на 14-й и 6-й, гитариста с линии Q и индейцев с F. Джазовое трио с Union Square, исполнителей на сямисэнах, прозрачную до худобы кантри-певицу с G, перкуссиониста с полушариями ханга, сферы которого вобрали в себя всю мыслимую глубину. Уличного пианиста с Washington Square я даже знаю, как зовут – Колин Хаггинс. Он играет на саднящем рояле, громыхающем на ветру как трамвай. Все эти музыканты продают диски. Парочку я послушно прикупила. 

Музеи современного искусства города собраны в виде скособоченных кубиков этажей, опасно-неровно сдвинутых относительно оси. Центр тяжести отсутствует – не то что у будд в Музее Рубина, которые столь умиротворены и безмятежны на фоне коричневых стен, пронизанных праной, как и сами прямоспинные бодхисатвы, что даже скорое мое возвращение не выводит их из равновесия. Земляные, каменные, исконные, слабой улыбкой напоминают они, что наша мышиная возня в большом городе преходяща. Они-то уже застыли в вечности, а мы все еще стынем на улицах. Wi-fi интернет в музее называется «Третий Глаз», пароль неизвестен, но я уселась на мягком коричневом топчане точно напротив будды. Вокруг никого не было. Пространство было свободным. Мы взлетели.

В Музей Рубина лучше всего идти по 17-й улице с обязательным визитом в лавку винтажных украшений – чтобы согреться на середине дороги. Продавщицы в этой лавке гримируются, глядя не в зеркало, а на иллюстрации в старых журналах, а музыка звучит из фильмов о разбитой давней мечте. 

На Union Square музыканты в рождественских колпаках выглядели отрешенно: оркестр медных духовых был такой замерзший, что из труб вместо марша свадебного вырывался похоронный – и клубами музыкального пара спирально вписывался в концентрические круги рождественского базара, гирляндой елочной мишуры брошенного на площадь. Пора возвращаться.

New York Colours – желтый

12 декабря

Китайцы – мастера не только по пороху и скорострельному строительству. Они явно изобрели науку продавать, а как иначе объяснить? Чем, как не магией, притягивает ряд лавок в китайском квартале, где продаются заранее не нужные нежно-пушистые пришлепки на уши, шарфы диких узоров с вылезающими нитками-мережками, меховые воротники на крупных пластмассовых пуговицах, которые дороже самого меха, несуразные зимние наголовники, варежки на завязках и перчатки всех мастей с любым количеством пальцев, мантильи и накидки, вывязанные хризантемы в виде шерстяного венца, мягкие дракончики, чьи нежные тканые лапы свисают по щекам, дракончики всех мастей из стекла и пластмассы, переходящие в дракончиков съедобных, засахаренных и засоленных, а те в сушеные креветки-кальмары и застывшие на холоде морские огурцы?

Безумное разноцветье сливается в пестрый шлейф, а он, по законам оптики, кружась, превращается в белую ленту, плавно завихрившуюся в поземку. На мутных оконцах обманно нищих дим-самных полуподвалов, где так ловко обдуривают белого человека, приклеены желтые наклейки Zagat-review. Желтый – цвет китайского дракона, глубоко запустившего когти в тяжело вздрагивающий к вечеру New-Amsterdam. 

New York Colours – синий

11 декабря

Сегодня узрела, что такое чистая вертикаль – это когда просыпаешься от тишины снегопада. Окна были закрыты, снег за окном падал беззвучно и строго вертикально в отсутствие всегдашнего нью-йоркского сквозняка. В тонких, воображением мгновенно созданных прозрачных трубах тонкого стекла, напоминающих без затей выдутые ножки старых высоких бокалов, тактами-дуолями спускались снежинки – каждая размером с мою ладонь. Колонна снежинок прореживалась лепешечками воздуха. Пальцы заоблачного верхнего существа неторопливо поднимали-опускали колонны за ниточки. 

То был знак. Крысы на рельсах подземки были столь жирны и шаловливы, что напоминали белок, забывших пристегнуть муфты к хвостам. Зимние ботики – о, какое забыто ощущение – сырость, а ноги в сухих ботиках. Только помпона на шапке недоставало для полного déjà vu. Так вот – зимние ботики помогали пережить снегопад и добраться в тепле и сухости до Frick-Collection, воплощенной эстетики золотого века миллионеров от стали, филантропов и искренних любителей прекрасного. И там мы и посмотрели друг на друга. Девушка явно насмехалась – «Девушка с жемчужной сережкой» Вермеера. На третьем кругу в зале больше не было никого. Смотритель в красно-черном кителе слился со стенными панелями – гримасничающие посетители его давно не волновали. Синий цвет тюрбана девушки на полотне Вермеера был столь же синий, как прическа героини в «Синий – самый теплый свет». 

Автобусы проезжали по Пятой авеню мимо остановки, не останавливаясь. Проездной билет примерз к перчатке…

О других оттенках Нью-Йорка читайте здесь