home
Что посмотреть

«Паразиты» Пон Чжун Хо

Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности. «Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.

«Синонимы» Надава Лапида

По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.

«Frantz» Франсуа Озона

В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу. 

«Патерсон» Джима Джармуша

В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.

«Ужасных родителей» Жана Кокто

Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.

Новые сказки для взрослых

Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Что послушать

Kutiman Mix the City

Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.

Видеоархив событий конкурса Рубинштейна

Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.

Альбом песен Ханоха Левина

Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина «На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
Что почитать

«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса

...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.

«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада

Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.

Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.

«Комедию д'искусства» Кристофера Мура

На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».

«Пфитц» Эндрю Крами

Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.

«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти

Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.

«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая

«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Что попробовать

Тайские роти

Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.

Шомлойскую галушку

Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.

Бисквитную пасту Lotus с карамелью

Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.

Шоколад с васаби

Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.

Торт «Саркози»

Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.

Петренко в трех движениях

17.12.2019Лина Гончарская

Год назад Кирилл Петренко исполнил с Израильским филармоническим оркестром Первую симфонию Брамса. На сей раз он преподнес тель-авивцам Третью – и попутно дал нам понять, насколько он изменился

Кирилл Петренко, модель Вселенной в миниатюре, почти физически удерживает на кончике палочки лавину оркестра; прямо-таки овладевает его, оркестровой сущностью – и та паинькой ложится к его ногам. Палочка в данном случае – не гегемон, а скорее медиум, посредством которого композитор и говорит с нашим подсознанием.

Всё, что может сойти с рук – нет, не так; всё лучшее, что может сойти с рук, первый главный дирижер еврейского происхождения за всю 133-летнюю историю Берлинского филармонического адресует тому оркестру, за чьим пультом пребывает в данный момент. На сей раз Петренко сразу расположил к себе Брамса – в Третьей, фа-мажорной симфонии не было лишних цветов, никаких вам репродукций и голограмм. Зато были многофигурные картины с идеально выписанными образами, с глубиной и перспективой; и невероятное доверие к брамсовой сдержанности, к его склонности прятать чувства в нижние регистры, в тайники души; и к тому, что в Третьей, самой личностной и самой короткой симфонии Брамса, все четыре части заканчиваются тихо.

Любо-дорого было поглядеть, как Петренко раздвигает палочкой густую, вязкую массу Allegro con brio, причем оркестр на протяжении всей первой части звучал слегка глуховато, давая понять, что пусть автор и был некогда frei aber froh, «свободен, но весел» (сей девиз зашифрован в мотиве из трех нот f – as – f), ныне эта беспечность уже покрыта патиной времени, а может, это просто усталость от мира; как чародей доставал из рукава охапку загадочных аккордов в Andante, уже предвещающих шубертовскую песенность во всей силе ее гармонии; как расслышал остро печальную поэзию романса в исполненной медленней обычного Poco allegretto – это была самая безнадрывная Третья часть Третьей симфонии Брамса в истории и в то же время забравшаяся на такие высоты, что было трудно дышать; как по-бетховенски взывал к стихийным силам судьбы в минорном финальном Allegro – редкая симфония проделывает путь от мажора к минору, но Третья Брамса как раз из таких. В целом же, начиная со второй части, в оркестре завораживали плавность и акустическая прозрачность, позволяющая расслышать все восхитительные подголоски, посылаемые филигранными струнными и деревянными духовыми (медь пару раз опять киксанула). Но утешение кодой все-таки случилось, и было оно слегка вагнерианским, причем вечный мой фаворит, концертмейстер группы флейт Ги Эшед немало тому способствовал.

В движениях Кирилл Петренко стал тоже очень сдержан и по-немецки уравновешен, но при этом невероятно захватывающ. Казалось, он может вообще не двигаться – поднять кверху обе руки, а потом слегка свести их; или просто покачивать головой, предоставляя оркестрантам свободу действий. А может пробежаться пальцами по воздуху, исполняя гаммообразный пассаж. Последнее, правда, случилось уже в «Тиле Уленшпигеле», в котором дирижер души не чаял и даже в него перевоплощался. Однако предшествовало тому появление солистки – сербской пианистки Тамары Стефанович с 24-м, до-минорным концертом Моцарта. Правда, в Моцарте пианистка осваивалась недолго, ибо вскоре после зачина, слегка перепедаленного, вдруг начала каденцию с «Шарманщика» Шуберта, а потом и вовсе удалилась в иные дебри (не исключено, что мрачные мысли солистке навеял тот факт, что 24-й – редкий для Моцарта минорный концерт, не считая 20-го). И тут проявилось мастерство Петренко-ансамблиста: ведомый им оркестр начал игру как моцарто-бетховенский Петренко, а продолжил как Стефанович. То есть в буквальном смысле сменил звук и характер, став по-дамски нежным и неглубоким (уж не сочтите за гендерный упрек). Оставаясь верным себе, дирижер по-хулигански ускорился в Третьей части, и веселая оркестровая гримаска удачно подготовила выход на авансцену увертливого сорванца Тиля.

Ну да, на десерт ИФО исполнил на десерт симфоническую поэму Рихарда Штрауса «Веселые проделки Тиля Уленшпигеля по старинному плутовскому образцу в форме рондо», вещицу на диво шаловливую и обаятельную и к тому же миниатюрную (всего 15 минут звучания). Музыка здесь словно уворачивается от дирижерской палочки, подобно пройдохе Тилю, способному одурачить любого ученого мужа, а неученого – тем более. Как уже говорилось, Кирилл Петренко перевоплотился в проказника Тиля и озорничал напропалую – пепел Клааса не стучал в его сердце. А оркестранты вкупе с публикой весело грызли орешек, преподнесенный им плутишкой – как завещал Рихард Штраус. Особенно подивили иллюстрирующая рыночных торговок большая трещотка, небесные кары, сулимые засурдиненными скрипками, басовитый кларнет с фаготом и контрафаготом, талдычащие прописные истины устами перекрикивающих друг друга «ученых профессоров» и, вестимо, лейттембр заглавного героя – дерзкий кларнет-пикколо.

Самое важное, что дирижер видел все события со своей колокольни: это был абсолютно свежий и незаслеженный «Тиль». Впрочем, давно известно, что Кирилл Петренко является одним из ведущих специалистов по Рихарду Штраусу и способен выявить в каждой фразе массу нюансов, которые его коллеги зачастую пропускают. К примеру, даже в момент казни Тиля ему удалось сохранить игривую атмосферу, сообщающую нам, что дух пройдохи жив и он еще вернется. В итоге слышище получилось живым и зажигательным, так что публика долго еще пребывала в состоянии эйфории, мечтая о том, чтобы оркестр с дирижером сыграли на бис. А поскольку этого не случилось, остается лишь ждать весны, когда, по слухам, Петренко пожалует к нам с живым симфоническим мифом – берлинскими филармониками.

Фото: S. Rabold


  КОЛЛЕГИ  РЕКОМЕНДУЮТ
  КОЛЛЕКЦИОНЕРАМ
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
ГЛАВНАЯ   О ПРОЕКТЕ   УСТАВ   ПРАВОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ   РЕКЛАМА   СВЯЗАТЬСЯ С НАМИ  
® Culbyt.com
© L.G. Art Video 2013-2024
Все права защищены.
Любое использование материалов допускается только с письменного разрешения редакции.
programming by Robertson