Гений чистой красоты

Килиан не просто гениален; Килиан даже в наши смутные времена позволяет ощутить, что такое чистота и гармония

Чешский национальный балет представил в Тель-Авиве «Мосты времени» Иржи Килиана – программу из четырех одноактных балетов, созданных с 1987-го по 2008-й для NDT: «Bella Figura», «Gods & Dogs», «Petite Mort» и «Sechs Tänze». Да какую там программу – духовно многомерную поэму в четырех частях, где нарратив – лишь бесконечный смысл. Звуки в форме движений, эстетика жеста, ошарашивающе прелестные задумки – если танцуют куклы, то под клавесин (кстати, мне давно уже казалось, что клавесин по отношению к роялю – что кукла по отношению к человеку); занавес, который лишает танцоров голов, отчего они, потерявшие голову (от любви?) андрогины, становятся еще прекраснее; платья на колесиках, готовые покинуть своих обладателей в любой момент; эротика без телесности; ну и поющие тела, тела поэтов (однажды Килиан сказал, что получить от тела то, что требуется, можно лишь придав ему некую вокализацию).

Килиан – как гений чистой красоты. Каждое его па – как мимолетное виденье. Это не contemporary dance, не танец, не пляски; это настоящий балет. Неоклассика per se, позволяющая разуму дышать. Поэзия, загадочность, стилизация, легкие намеки, да и юмор под занавес – «Мосты времени» явлены живой метафорой, заданной уже в первом балете, «Bella Figura»: в одних случаях скрыть, в других – раскрыть. Для этого Килиан использует черный занавес, который может стать прокрустовым ложем кулис для солистки, или разделительной полосой для влюбленных, или вовсе живым персонажем – в одной из сцен черные половины занавеса движутся к центру, заменяя партнеров двум балеринам. Да что там, пока рассаживается публика, балет уже начинается, в тишине и при поднятом занавесе: танцовщики ведут пластические беседы, а над сценой подвешен хрустальный гроб со спящей красавицей, то бишь витрина с голеньким манекеном – весомых достоинств, заметим. Вдруг сбоку, как из черного футляра, выглядывает балерина; она пытается сражаться с занавесом, но черный бархат окутывает ее, оставляя свободными только руки и ноги, которые тянутся к нам, но какая-то сила неумолимо тянет их назад. Очевидно, балерину удерживает на весу невидимый, скрытый за занавесом партнер – или Килиану просто удалось преодолеть законы гравитации?

                             Bella Figura. Фото: Martin Divisek 

У Иржи Килиана все появляется именно тогда, когда нужно – визуальная безупречность его шедевров наделена к тому же смысловыми тонкостями. Вот танцовщик-гепард преследует танцовщицу-газель, а затем все случается с точностью до наоборот; вот собака выгуливает хозяина; вот тело отказывается, а вот уступает; вот покачивается нога, подобно маятнику – ваше время истекло; вот и гадайте, сон это или все происходит наяву, а может, это час между собакой и волком, когда сумерки рассеиваются, когда ночные существа засыпают, а утренние еще не просыпаются, вот тогда-то сливаются энергии темноты и света. В черноте занавеса, как в пещере, загорается огонь, и финальное па-де-де проходит в тотальной тишине. В это, наверное, трудно поверить, но бесшабашная тель-авивская публика во время беззвучного танца буквально затаила дыхание, да так и сидела, оцепенев, минут семь, не меньше.

Партитура «Bella Figura» – по большей части барокко: кастраты, клавесин, Stabat Mater Перголези, Concerti Grossi Корелли, сюита Саломоне деи Росси, Концерт Вивальди для двух мандолин и струнных, Концерт ре минор Алессандро Марчелло в транскрипции Баха. По большей части – потому что есть еще Лукас Фосс, и неспроста: мосты времени все-таки.

Ожившие экспонаты, произведения искусства, покинувшие музейные витрины и решившие танцевать – что-то в этом есть неуловимое, эфемерное, и в то же время осязаемое. Вот балерины в красных юбках танцуют, стоя на коленях, танцуют руками, словно возникая из огня; вот танцоры и вовсе лежат бездыханными, пока их не вернет к жизни пара живых. Возрождение и смерть, птицы-феникс, бытие небытия – как коротка граница между ними.

                       Gods & Dogs. Фото: Sergej Gherciu

Дивные «Gods & Dogs» на музыку фа-минорного Струнного квартета Бетховена, в который врезаются диссонансы Дирка Хаубриха – где боги и собаки перетекают друг в друга, как перетекают одно в другое пластические высказывания Иржи Килиана; танцовщиков здесь уже числом восемь, а восемь – символ бесконечности, ведь боги бесконечны так же, как собаки. Да и вообще, все персонажи здесь – единое целое, а может, это один персонаж, в болезненном подсознании которого живет множество противоречивых alter ego? На экране явлено что-то белое, вроде как раскрытая собачья пасть с высунутым языком – а может, и лик некоего божества, и не ноздри это вовсе, а глаза, а потом оно, белое, увеличивается и оказывается все-таки белой собакой, несущейся куда-то к свету. Невероятье движений, которые столь же невероятно естественны, даже когда танцовщик делает стойку на руках, опираясь на круп партнерши. Хореография – на грани нервного срыва: килиановскую кантилену то и дело прерывают диссонансы припадочных вариаций, партерные всхлипы и изломанные позы – так Хаубрих разрывает музыку Бетховена, отправляя ее к праотцам, к безумию, к небытию, где горят поминальные свечи, за серебристый, сотканный из тысяч металлических нитей, занавес.

                              Petite Mort. Фото: Sergej Gherciu           

Дилогия на музыку Моцарта: «Petite Mort» и «Sechs Tänze», «Маленькая смерть» (как эвфемизм оргазма) и «Шесть танцев» – рапиры, на которые нанизываются зеленые яблоки, черные платья с фижмами, свободно раскатывающие по сцене, трансгендеры, кастраты, напудренные парики, из которых поднимаются облачка пыли, словом, галантный век. В двух этих балетах Килиан словно составляет бесконечный каталог способов переплетения частей человеческого тела, исследуя попутно физические возможности такового: вот смогли бы вы, к примеру, станцевать вприпрыжку, лежа на боку?

«Petite Mort» – утонченная кама сутра по Килиану: можно танцевать любовь с рапирой вместо партнерши, можно ласкать их гибкое острие, можно превратить мужские руки в крылья птиц, порхающих между ног танцовщиц; и все это как-то очень целомудренно. Зеленые яблоки напоминают об изгнании из рая, они же появятся потом в «Шести танцах» на музыку «Немецких танцев» Моцарта – балете с невероятным множеством гэгов, от которых хохочет весь зал. Нарочито преувеличенные «хорошие манеры», куртуазная любовь, мелочная ревность, раздутая гордость. Дамы с набеленными лицами комфортно чувствуют себя в исподнем, ведь лица-то скрыты; кавалеры в панталонах, больше смахивающих на подштанники, легко меняют оные на платья-ширмы, к тому же на колесиках; наверное, и в галантном веке иные были не прочь сменить пол.

                       Sechs Tänze. Фото: Dasa Wharton

Балет Килиана не начинается и не заканчивается: для этого ему вовсе не требуется занавес. Он возникает и растворяется – как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. И после того, как все закончится, вы сожалеете лишь о том, что не сможете увидеть это еще раз.

Тель-Авив, Израильская опера, 25 ноября 2021

P.S. «Мосты времени» можно увидеть еще сегодня и завтра, заказ билетов здесь.