Midsommar: наваждение

Театр балета Дортмунда и Александр Экман погрузили Тель-Авив в «Сон в летнюю ночь» 

Экман, конечно, неисправимый еретик. Балетный эскапист, готовый в любой момент ускакать в иномирие – и зрителя с собой прихватить.

Его «Сон в летнюю ночь» четко разделен антрактом на две части: первая – наваждение, вторая – веселый абсурд, галлюциногенные грибочки, цветы зла. Если вы готовы пережить настоящий иммерсивный опыт, вам – сюда. И то, что Экман не заморачивается придумыванием авторских па, тоже прекрасно укладывается в общую атмосферу веселого безумия.

Из Шекспира здесь, пожалуй, ничего и нет – кроме названия; а есть праздник летнего солнцестояния в Скандинавии, Midsommar – шведский аналог Ивана Купалы, фольклорные танцы-хороводы, мистическое пение под струнный квартет и ударный бит, летающие столы и магриттовские рыбы, магриттовская же безголовая парочка в костюмах-тройках, лесные нимфы и много-много сена. Со снопами танцуют на коленях, ими укрываются от непогоды, а кому-то они заменяют волосы. Которые, однако, не идут ни в какое сравнение с волосами певицы.

Волосы певицы Ханны Толф – золотые волосы Рапунцель; у той они были длиной около семидесяти футов, у Ханны может и не столько, но что-то вроде, по полу стелются.

Действие спектакля (который, скорее, относится к жанру перформанса) происходит сначала днем, а затем ночью самого длинного дня. В постели недвижно дремлет танцор Филип Квачак, щебечут птицы, дразнит длинный-предлинный (как день) накрытый стол, и опять же сено, сено, сено («искусственное», успокоил веганов перед началом действа посол Германии в Израиле Штеффен Зайберт). Радостные возгласы танцовщиков вторгаются в дивную партитуру постоянного соавтора Экмана – композитора Микаэля Карлссона (поп-классика с элементами минимализма, электроники, фолка и рока), играемую вживую струнным квартетом, пианисткой и ударником. Часы отмечают дату: пятница, 20 июня 2014 года. Сбор урожая, танцы в мешках, загорающие с отражателями под скудным шведским солнцем, оргии и прочие проказы, включая выпивку – чего тут только нет. Шведский озорник походя превращает прекрасное в отталкивающее – то как Магритт, то как Бодлер, да и с босховским «Стогом сена» ассоциация напрашивается, куда ж без него. Неожиданно сверху шлепается и повисает майское дерево, по-шведски – Midsommarstången; в высоком шесте с двумя большими обручами есть нечто фаллическое, недаром считается, что майское дерево символизирует плодородие. В какой-то момент гуляки выстраиваются вдоль авансцены с пустыми бокалами в руках и долго-долго вглядываются в публику. А затем объединяются в пары и тащат за щиколотки потерявших сознание партнеров, спускаются в зал с канделябрами в руках, затемнение, занавес.

Второй акт – прорыв через барьеры сознания, сюрреалистические образы, балансирующие на грани между хоррором и комедией. Часы двигаются назад, деревья растут вверх корнями, на сцену валятся рыбины, большие и не очень, танцовщица в черной балетной пачке руководит обнаженными группками людей, прижатых друг к другу, босоногие прежде танцовщицы встают на пуанты, и все становится беззастенчиво, необъяснимо странным. Нескончаемая последовательность сновидений заполнена какофонией диких, освещенных стробоскопом образов – дуэт безголовых танцоров, левитирующая кровать, человек, падающий с банкетного стола, подвешенного в воздухе, оголтелый фотограф-турист, повар в фартуке (но без штанов) на пуантах рядом с грилем для барбекю – и снопы сена, скачущие по сцене сами по себе.

А люди? Движения у них самые разные, даже конвульсивные, но всегда почти синхронные – упаси Б-г выделиться из толпы. Их тут целых сорок человек, при этом пластические оговорки опять же идентичны (философия тождеств на новом мировоззренческом уровне?), хотя спонтанные выходки и шалости все-таки нарушают единообразие. От классического балета Экман легко переходит к бегу и прыг-скоку (в мешках в том числе), а то, что его танцовщики движутся как единое целое, оправдывает себя с лихвой: в итоге создается гипнотический эффект, сродни трансу. Усиливает впечатление вязкий, тревожный, сомнамбулический вокал, в котором находится место и священному лесу, где уживаются грусть и дикая природа, и эмбиент, и мистические вибрации. В общем, Экман вовлекает всех в свое собственное альтернативное измерение, в свой миф, в свое прекрасное заклинание.

Для тех, кто готов поддаться чарам, объявлен дополнительный спектакль – в пятницу 2 июня. Почти в день летнего солнцестояния.