Алекс Ландсберг: о чужих странах и людях

Алекс Ландсберг, известный израильский промышленник, владелец компании «Сано», наконец решил открыться публике. Фотографией «для себя» он начал заниматься еще 58 лет назад – но лишь сейчас дерзнул провести свою первую персональную выставку. Эта выставка, получившая название «Прохожий», – почти шумановский рассказ о чужих странах и людях

Фотографии Алекса Ландсберга – красочные мифы о чужестранной жизни в самых разных регистрах. Поэтичные, лиричные, критичные, спонтанные – но всегда эмоционально окрашенные. В его фотомире нет ни одного бесстрастного взгляда: весь этот мир соткан из эмоций, подделать которые невозможно. Его объектив ловит дыхание парижской улицы и эйфорию массового омовения в священной реке Ганг; дурачества плясунов под чужую дудку и азарт наездников-джигитов, поигрывающих в улак-тартыш – конное поло по-киргизски; жар вулкана в Коста-Рике и безупречно-стильную непроницаемость гейш.

Из тысяч фотографий на выставке оказались всего 34 – сделанные в Кыргызстане (опять это «ы», придуманное монголом), Аргентине, Индии, Бирме, Коста-Рике, Японии, Франции. Есть среди снимков чисто декоративные – а есть декорации из хрупких материй; населены они то массовкой, то протагонистами, которые с истинно лицедейским мастерством изображают самих себя. Вот и гадайте, кто он – Алекс Ландсберг: то ли фотодокументалист, то ли фотохудожник, то ли просто коллекционер наблюдений.

- Алекс, отчего вы так долго дожидались своего «Прохожего»?

- Я и теперь, когда до открытия выставки осталось всего два дня, думаю: а может, все-таки отменить?

- Да Б-г с вами, зачем?

- Действительно, странно: мужчина, у которого есть семеро внуков, но нет уверенности в себе. Дело в том, что я максималист, мне кажется, я мог бы снимать намного лучше, так что, вероятно, не стоит пока никому показывать…

- Насколько мне известно, все началось, когда папа в 13 лет подарил вам вместо велосипеда фотоаппарат?

- Да, я мечтал о велосипеде, но он купил мне фотоаппарат «Зоркий 3», и я снимал им до 21 года.

- Каким был ваш первый снимок?

- Самого первого не помню, но я много снимал своих друзей, наши игры, свою младшую сестренку, которая только родилась тогда. Окрестности снимал.

- Сестренка родилась в Израиле, а вы, поскольку немного говорите по-русски, родились, судя по всему…

- Я, не поверите, родился в Бухаре. Русскому меня с разной степенью успеха пытались научить бабушка и дедушка, которые так и сказали: «ты должен знать хоть какой-то культурный язык». А знаете, как они попали в Бухару? Моя мама родилась в Одессе, и когда ей было два года, родители увезли ее в Румынию – как раз после революции. А во время войны вся семья бежала в Узбекистан, где прошли мои первые годы, где мне читали книги по-русски, я до сих пор помню Лермонтова наизусть.

- Вы снимаете пейзаж. Вы снимаете человека в пейзаже. И все эти пейзажи, города и люди очень эмоциональны – как будто вы окрасили их какими-то своими, внутренними красками.

- Помнится, Аристотель сказал, что художник (хотя я вовсе не считаю себя художником) сам не понимает, что он, собственно, делает. Лишь зритель, или критик, или философ, который на это смотрит, способен оценить его произведение (опять-таки, ни в малейшей мере не претендую на то, чтобы мои снимки называли произведениями). К примеру, был я на выставке, где было наглядно представлено, как два друга, Ван Гог и Гоген, рисовали одну и ту же модель. И получались абсолютно разные картины. То же – в фотографии: два человека могут снимать один и тот же объект, и снимки получатся абсолютно разными.

- Вы объездили весь мир, поскольку испытываете страсть к путешествиям – или путешествуете для того, чтобы снимать увиденное на камеру?

- Я люблю путешествовать. И если я вижу что-то, что вызывает у меня интерес, я запечатлеваю это на камеру. 

- Есть ли страна, которая изменила ваше мироощущение?

- Скорее, усилила. Все мои путешествия усиливают во мне ощущение, что мы – пусть мы и избранный народ – должны уважать других. Мир – это не только Израиль, не только Тель-Авив или Иерусалим. Мир огромен и разнообразен, интересные люди есть везде, так что мы не одни.

- А Израиль как пространство вас не интересует?

- Интересный вопрос. Дело в том, что 90 процентов фотографий я сделал именно здесь, но это личные фотографии – моей семьи, моих детей, моих семерых внуков, чьи фотопортреты украшают даже мой рабочий кабинет. А из того, что можно назвать репортажными фотографиями… да, я снимал Йом Ацмаут 50 лет назад. Вот, пожалуй, и все.

- Через фотографию легче найти контакт с чужой культурой, чужим пейзажем?

- Я думаю, да. То, что ты видишь каждый день, словно утрачивает свою ценность. А там тебя многое приводит в восторг, потому что ты видишь вещи, которых не видел прежде и, не исключено, уже не увидишь.

- Вы работаете и с черно-белой репортажной фотографией, и с живописной цветной – какой стиль вам ближе?

- В последние годы я предпочитаю цветные снимки. Скажу по секрету, что и парижские фотографии (те самые, «репортажные») я снимал в цвете, а потом сделал их черно-белыми. Мой любимый фотограф – Робер Дуано, автор знаменитого «Поцелуя». Кстати, долгие годы считалось, что это случайный снимок, и лишь в девяностые выяснилось, что ему позировала парочка начинающих актеров. Более того, он долго выбирал фон – молодые влюбленные репетировали свой поцелуй то у Эйфелевой башни, то на улице Риволи, то на площади Согласия. И, наконец, у городской ратуши, где заседает парижская мэрия – именно там запечатлен исторический Le baiser de l'Hôtel de Ville. Но и сегодня не все еще знают, что это постановочный снимок, филигранная симуляция реальности.

- Кстати, о Париже: у вас есть целая серия стрит-фотографий, одна из которых носит загадочное название «Марафон». Хотя изображено на ней нечто иное.

- Я однажды шел по парижской улице и вдруг увидел объявление о том, что, дескать, сегодня проводится марафон. Оказалось, что речь идет о винных магазинах, где можно продегустировать новые сорта – а марафон заключается в том, что люди переходят из магазина в магазин и пробуют вино.

                    Это, разумеется, не винный марафон.
                   Это верующие, омывающие карму в Ганге

- Забавно. Не менее удивило меня и то, что вы отправились путешествовать в неведомый многим Кыргызстан, который к тому же оказался очень фотогеничен.

- Совершить джип-тур по Кыргызстану мне предложил приятель, и я с готовностью согласился. Это настоящее авантюрное приключение – путешествовать по горной стране с пейзажами дивной красоты, с прозрачными озерами и бескрайними степями. Ты можешь ехать целый день – и не встретить ни единой живой души. И вдруг, будто из песка, перед тобой материализуется человек на лошади. Всадник, объезжающий мустанга. А за ним – еще несколько всадников… Очень необычное место.

- Кураторы выставок обычно любят писать в каталогах, что, дескать, фотограф неизбежно вступает в диалог с местом, которое снимает, с местной культурой и с людьми. С genius loci, если угодно.

- Диалог – суть фотографии. Воображаемый диалог, разумеется. Хотя в Кыргызстане я пытался вести и реальный диалог с местным жителями, пришлось вспомнить русский… Кстати, там когда-то было 12 процентов русского населения, теперь осталось только 5 процентов. Но они все-таки есть.

- Как вы думаете, фотография всегда говорит правду? И способна ли фотография передать не только истину, но и ложь?

- Фотография не говорит правды. Правда – необъективная категория. Есть 100 видов правды, у каждого – своя. Ведь каждый человек, в том числе фотограф, индивидуален и видит вещи несколько иначе, чем другие. Но это ведь и интересно! Сказать, что то, что вы видите, это правда? Кто знает? У каждого фотографа свой взгляд на объект, свои фотографические уловки. Поэтому мои фотографии говорят мою правду. Правду данного момента времени. И вообще, в искусстве нет правды. Правда – в глазах смотрящего.

- У вас много групповых портретов. Индивидуальных портретов. Лица, лица… Кто вам интереснее: человек в толпе – или конкретный, а то и известный персонаж?

- Нет, известные персонажи меня не интересуют. Их фотографий полно в газетах. Меня интересуют люди, которых я вижу на улице.

- А важна ли для вас красота лиц? Или, наоборот, не-красота, некрасивость, уродство?

- Меня, пожалуй, привлекает красота. Хотя красота кроется и в уродстве, и в морщинах – как писал Бодлер в Les Fleurs du mal, «Цветах зла»: «Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам?», и в хаосе, и в копошении червей. К примеру, в Индии – стране нематериальной культуры – люди живут на улице, едят-спят на улице, купаются на улице, и в этом тоже много красоты. В общем, я ищу красоту во всем.

- Продолжу из Les Fleurs du mal: «И демон Трисмегист, баюкая мечту, на мягком ложе зла наш разум усыпляет». Цветы, то есть красота зла – главное украшение нашего мира. И все мы в нем живем, такова реальность. Как по-вашему, помогает ли искусство, в частности искусство фотографии, сделать нравственный выбор в пользу добра?

- В мире много зла, однако много и добра – ведь мир многомерен. Одно и то же место в разные исторические периоды может быть то «хорошим», то «плохим». Как и люди, там живущие. Германия может быть страной, где правят нацисты – и может быть страной высочайшей культуры. Просто, когда ты турист, «прохожий», ты отключен от местных проблем, и, соответственно, не страдаешь от местного зла. Ты приезжаешь туда посмотреть – и возвращаешься обратно. Ибо жить я готов только в одной стране, и это Израиль, куда я приехал в возрасте семи лет.

- Если бы вам предложили назвать одного-двух фотографов прошлого или настоящего, кого бы вы выбрали?

- Француза Робера Дуано, о котором я уже упоминал. Израильтянина Ади Неса, который снял «Тайную вечерю», где за столом вместо апостолов сидят солдаты израильской армии – это еще один великий мастер постановочной фотографии. Намеренно постановочной: в отличие от Дуано, Нес не скрывает своих режиссерских намерений. Хотя оба они исследовали границы жизни и искусства, буквально идя по следам мастеров и, в случае с Ади Несом, наступая им на пятки.

- К слову, ваш «Портрет гейши» – постановочный?

- Нет. Я не делаю постановочных фотографий. Но в отношении этого портрета действительно может возникнуть такое впечатление, ибо японцы патологически любят порядок. Вот и гейша: волосок к волоску, идеально напомаженные губы, идеально набеленное лицо… Безупречная каллиграфическая картинка, столь же безупречная, как хайку, как интерьер японского дома. Прохладная красота, подчеркивающая внутреннее изящество.

- Художник – обычно пролетарий. Но это не ваш случай. Что для вас фотография – хобби известного промышленника?

- Это мое активное хобби. Я люблю театр, оперу, музыку, книги, но это пассивные хобби. Опять-таки, человек не одномерен. Но чего мне благополучно удается избежать, так это превращения в придаток аккаунта в соцсетях. Если кто-то полагает, что интернет – зеркало мира, то я все-таки предпочитаю видеть его через объектив фотокамеры. Где в одном кадре, как в капле воды, отражается мир, принадлежащий тебе.

Выставка Алекса Ландсберга «Прохожий» будет проходить с 5 по 20 февраля в галерее Яффского порта (Jaffa Port Gallery, ул. Рациф ха-Алия ха-Шния, 20). Вход свободный.