Ташкент с видом на будущее

Не взвешенные декабрьские впечатления об узбекской столице

Ташкент – это сто видов плова, которые разнятся не по составу, а по технологии приготовления; это трогательные зимние чинары, смирившиеся с жизнью в ожидании мартобря; это десятки университетов с юными профессорами, первыми да ранними плодами просвещения; это лучший молодежный театр «Ильхом», атмосферный до невероятности; это куранты-близнецы – одни напротив других.

Попав в этот город, вам нужно настроить зрение – иначе неминуемо придется раствориться в чувстве. В моем случае – чувстве эйфории. Случайно схваченные переживания сложатся в некий рисунок, в некие хроники исключительной жизни. Но осмысливать их вам не захочется, ибо любое додумывание Ташкенту претит; здесь важны сами чувства, а не их логическая последовательность. Посему перейдем in medias res, то бишь к главному.

Драматургия Ташкента изменчива, как дуновение ветра: 2200 лет назад это был совершенно иной город – в отличие, скажем, от «узбекского золотого треугольника» Бухара-Самарканд-Хива, где архитектурный облик и ритм жизни не меняются веками. Но и у столицы есть своя константа. Это строгие отношения с пространством – рифмующиеся с шириной проспектов бежевые или белые здания дивной красоты, crème de la crème архитектурных собратьев из любого другого современного мегаполиса. Даже не верится, что такая красота была омрачена трагедией руин, случившихся вослед землетрясению 1966 года; что эти роскошные площади и улицы съеживались под въедливой лопатой или – того печальней – уходили под землю, как Атлантида.

Дома смотрят широко раскрытыми глазами, словно призывая поступить так же и оценить изящество по-ташкентски европейской архитектуры: со всеми полагающимися дорическими ордерами, с искусным вкраплением восточных ноток – в прихотливых изгибах окон, в отделке фасадов, в орнаментах.

Я не застала старого Алайского рынка, пестрого, как истинно восточный базар – нынешний его потомок приосанился на том же месте, являя миру новый, высококультурный облик. Экзотика сохранилась на другом рынке, Чорсу – там еще можно окунуться в гущу народной жизни. А напротив рынка и вовсе творятся чудеса: здесь вам и магазинчик народных инструментов, и улочка, где раскинулись лавки со всевозможной затейливой утварью. Особенно восхитила меня люлька для обоеполых младенцев с отверстием в том самом месте, где должна находиться попка: и никаких вам памперсов. Более того, для младенца-мальчика к люльке прилагается приспособление вроде колпачка, а для младенца-девочки – приспособление неописуемой формы, чем-то смахивающее на прищепку. По словам наших ташкентских друзей, такие люльки с приспособлениями используются в Узбекистане испокон веков. Что ж, мудрости древних можно только дивиться.

Впрочем, говорить о древних в контексте Ташкента сложно, ибо в этом современном, с иголочки городе всё излучает новизну. И, разумеется, роскошь. Любая галерея, любой музей – апофеоз имперского стиля, с позолотой, хрустальными люстрами и витыми перилами лестниц. (Девице богемного пошиба, воспитанной на arte povera и галереях Южного Тель-Авива, такое в диковинку – но зависть гложет, гложет, будь она неладна.) В Галерее изобразительного искусства Узбекистана, к примеру, проходит выставка мэтра национальной живописи, народного художника Джавлона Умарбекова. Хотя вам наверняка почудится, что речь идет о групповой экспозиции, ибо Умарбеков – художник 1001 стиля, а то и боле. Особенно любопытны его сюрреалистические работы: на многих присутствуют загадочный Кушанский принц и не уступающая ему по части таинства птица Феникс, а также вечная майолика Самарканда, Бухары, Хивы – краски, которые никогда не выгорают.

Презрев буржуазный шик, можно углубиться в эзотерическую атмосферу театра «Ильхом», молодежно-богемную, незаслеженную, с портретом покойного отца-основателя Марка Вайля на почетной стене и странным фойе, где из динамиков льются фразы, понятные лишь посвященным. Спектакль «Белый белый черный аист», на который мы собирались отправиться, в тот вечер отменили – из-за болезни актрисы. Давали монодейство под гитару «Сергей Есенин. Небесный барабанщик», в заглавной роли – красавчик Владимир Юдин. Действо было хорошо по всем статьям, тем паче если учитывать, что приемы поэтического театра привиты детищу Марка Вайля с пеленок. Узбекская подруга Гуля сообщила, что «Ильхом» в переводе означает «Муза».

Первый и до недавних пор единственный президент Узбекистана Ислам Каримов обладал провидческим даром – оттого и теперь, даже забросив воспоминания о нем в топку сожалений и экстазов, нельзя не восхититься тем, сколько в столице образованных людей. А все потому, что президент в самом начале своего правления провозгласил, что главное богатство республики – нынешние дети. И повелел с первого класса пестовать их, холить и лелеять, выписывая таланты из провинции в столичный Ташкент и обучая у лучших педагогов. Итог поражает воображение: мало того, что 60 (!) процентов населения Узбекистана составляют молодые люди до 30 лет, большинство из них получает или уже получило высшее образование. В том числе в заграничных университетах. А почему так много молодежи – да потому что она оттуда, из-за границ, вернулась на родину. На родине ей хорошо, здесь уважают образованных людей. Честь ей, узбекской земле, и хвала (читайте, завидуйте, соотечественники & не только). В Узбекистане действуют более 70 вузов, причем в трех из них обучают исключительно на английском языке: в Вестминстерском университете, в Сингапурском и в Туринском. Все три находятся в Ташкенте, если вы не догадались.

Alma mater музыкальных гениев – школа имени Успенского, расположенная в бывшем здании консерватории. Из стен этой школы вышли в мир многие выдающиеся музыканты, а выйдут еще более выдающиеся, если учесть, какой ученический квартет нам довелось услышать. Такого вы не услышите более нигде – при том, что участникам квартета 15-16 лет, а играют они, как зрелые состоявшиеся мастера, попутно демонстрируя сногсшибательную технику, феноменальные маневры звукоизвлечения и прочие эскапады современной музыкальной лексики. Не менее впечатлили исполнители на народных инструментах и трогательный унисон юных скрипачей. Немудрено: директор школы (точнее, Республиканского специализированного музыкального академического лицея) Дильдора Джамалова – не просто очаровательная леди, способная обаять кого угодно витальностью манер, но настоящий двигатель прогресса. Благодаря ей на ниве Успенки совершаются десятки международных музыкальных проектов, в том числе благотворительных.

А как здесь поют – это отдельная песня. И ария, и романс. Невероятный бас-кантанте – мне сказали, что в нем всего сорок килограммов весу – потеснил в подсознании Шаляпина, меццо с сопрано были статусно-эталонны, а тéнора захотелось немедля залучить в Израильскую оперу. (Имен-фамилий не знаю, увы, но все они выступали в гала-концерте фестиваля искусств «Золотая осень» – так что, при желании, вы можете запросить программку.) За пультом Национального симфонического оркестра Узбекистана стоял 27-летний маэстро Азиз Шохакимов, недавний победитель конкурса молодых дирижеров в Зальцбурге. Да и его подопечные были ненамного старше – оттого расшевелить самую чопорную публику им удалось без проблем. Программа тоже была забористой, феерически-театральной – взять хотя бы куплеты куклы Олимпии из «Сказок Гофмана», у которой то и дело кончался завод, или пьесу для пишущей машинки с оркестром Лероя Андерсона.

Но как бы нам ни хотелось зациклиться на высоком, придется таки предаться чревоугодию. Потому что в ресторане «Караван» готовят самый вкусный плов в мире. С желтой морковью, нутом, бараниной и перепелиными яйцами. «Праздничный», так он называется – так оно и есть. Или манты с тыквой, с прозрачным, как кружево, тестом – за них вообще можно всё отдать. Мужчины, правда, предпочитают конскую колбасу «казы» – но у них на то свои причины. Какие? Почитайте бестселлер «Казан, мангал и другие мужские удовольствия». В общем, как бы вы ни ухищрялись, обязательно прихвáтите с собой из Ташкента пару лишних килограммов – на талии, увы. Не поможет даже непременный комплимент от шефа – душистый зеленый чай, заваренный по всем правилам.

В Ташкенте есть места очевидные и неочевидные. Есть те, которые стоит осматривать при свете дня – и те, которые невероятно хороши в сумерках. К последним относится цитадель оперы и балета – над вечерним освещением театра имени Навои словно поработал Энди Уорхол.

Подсознание в этом вечно молодом городе отпущено на свободу и гуляет само по себе, а цепь впечатлений непрерывна. И если в Рим, писал Гоголь, влюбляешься постепенно, то в Ташкент влюбляешься с первого взгляда. И, вероятно, навсегда. Ибо иным восторженным натурам прелесть цветения милее прелести увядания.