home
Что посмотреть

«Паразиты» Пон Чжун Хо

Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности. «Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.

«Синонимы» Надава Лапида

По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.

«Frantz» Франсуа Озона

В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу. 

«Патерсон» Джима Джармуша

В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.

«Ужасных родителей» Жана Кокто

Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.

Новые сказки для взрослых

Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Что послушать

Kutiman Mix the City

Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.

Видеоархив событий конкурса Рубинштейна

Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.

Альбом песен Ханоха Левина

Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина «На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
Что почитать

«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса

...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.

«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада

Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.

Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.

«Комедию д'искусства» Кристофера Мура

На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».

«Пфитц» Эндрю Крами

Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.

«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти

Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.

«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая

«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Что попробовать

Тайские роти

Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.

Шомлойскую галушку

Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.

Бисквитную пасту Lotus с карамелью

Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.

Шоколад с васаби

Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.

Торт «Саркози»

Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.

Бездонный Жуан

08.02.2018Лина Гончарская

Дон Жуан – жуир и бонвиван, главный оперный соблазнитель, либертин, как, собственно, и сам автор музыкальных похождений этого (а не стравинского) повесы, мастер искусства обольщения.

Дон Хуан по Касперу Хольтену, кинорежиссеру – фауст-душепродавец, да к тому же художник, мастер искусства рисования.

Дон Джованни по Касперу Хольтену, оперному режиссеру – современный плейбой, гений спальни, мастер утешительных иллюзий.

В общем, полная противоположность абсурдному человеку, как называл его Камю.

А главное, этот симпатичный волокита – вовсе даже не дон. А просто мальчик резвый с шампанского бутылкой, о чем свидетельствует соответствующая моцартовская автоцитата.

И вот этот бездонный Жуан с его фантазиями очутился на тель-авивской оперной сцене, будучи доставленным с брегов Туманного Альбиона, где его сочинил для Ковент-Гарден упомянутый датчанин Каспер Хольтен, экс-худрук двух Королевских опер, а для нас возобновил австралиец Грег Элдридж. Под стать обоим оказались художник Эс Девлин и видеохудожник Люк Холлс – авторы увлекательной сценографии, отмеченной печатью чисто английского сдержанного вкуса. Бонтон наблюдается во всем, от замкнутого лабиринта лестниц до выплесков чернил. Собственно, чернила и мел – главное орудие здешних художников: ими на стенах пишет Лепорелло, автор бестселлера о сексуальных подвигах своего господина; чернильные пятна окрашивают вращающуюся сложносочиненную конструкцию из лестниц и дверей, ведущих в никуда; мелом обозначены имена донн и матрон, реальных и вымышленных, etc. Ближе к концу пятнистые персонажи сольются с окружающим пространством, став очередным набором фраз на страницах важнейшего европейского мифа нового времени.

Режиссура вкупе со сценографией резонируют с трактовкой образа дамского угодника: смелых фантазий постановщикам не занимать, при этом всё изысканно, красиво и просто. Ироничная черно-белая конструкция заливается алым румянцем, когда речь идет о любви, или синеет, когда речь заходит о романтике, или бледнеет, когда в помутненное сознание Жуана вторгаются призраки. Собственно, архитектура становится здесь действующим лицом, а не просто декорацией, она трансформируется, ускользает, меняет очертания, подобно моцартовской музыке. Пластически гибкие мизансцены (Хольтен то и дело заставляет своих персонажей забираться на самую верхотуру строения или неожиданно являться из темных проемов) словно вырастают из партитуры, писаной тонкими красками, порой довольно ядовитыми. Столь же сдержанны, многослойны и на диво красиво окрашены костюмы Ани Ванг Краг; особенно западает в душу бледно-розовое с-чем-то-там платье донны Анны.

В оперном театре действует свой закон Архимеда: на тело, погруженное в Моцарта, воздействует подъемная сила, равная его величию.

Вуайерист Лепорелло, носящийся со списком похождений шефа и подсчитывающий его бесчисленных belle и madamin восторженными mille e tre, не уступает Архимеду по части познаний в математике; инженерные же способности последнего весьма красноречиво изображают декоративные лестницы, сходные с невозможной лестницей еще одного математика, ныне здравствующего сэра Роджера Пенроуза: сколько бы человек по ней ни поднимался / спускался, он окажется в той же точке. Между тем, ария Лепорелло (ироничный бас-баритон Гвидо Локонсоло исполняет ее с точно отмеренной долей цинизма) вовлекает в себя, как в воронку со множеством непонятных ступенек – там и крестьянки, официантки и горожанки, графини и баронессы, маркизы, принцессы. И все они, как палимпсест, проступают сквозь ноты на теле посеревшего дома и неугомонном теле севильского озорника.

Камеристка донны Эльвиры сбросит одежки и покрутит перед залом голой попкой, что несказанно расшевелит заскучавшую от слишком-много-нот публику.

Падший ангел Джованни с лицом и телом аргентинского баса Науэля ди Пьерро зальется арией Fin ch'han dal vino, перепутав ее с россиниевской скороговоркой, и в тот же миг стена за его спиной зальется алым румянцем (см. выше).

Откуда-то сверху грянет басом Командор – итальянец Мариано Буччино, чем окончательно напугает протагониста и в особенности его слугу.

И всё окончательно запутается в обаятельных моцартовских имброльо, что в первой картине второго акта.

Голоса у всех красивые, и все без исключения персонажи охотно расплёскивают их на стены, как те же чернила. В особенности пленяет благородная парочка – грациозное российское сопрано Екатерина Баканова в образе донны Анны и экспрессивный американский тенор Джейсон Бриджес в партии дона Оттавио. Разве что Madamina донна Эльвира подкачала: из соображений политкорректности не станем указывать фамилию исполнительницы, ибо перед вами суть ожившая Флоренс Фостер Дженкинс. Ну ладно, не совсем – голос у нее все-таки есть, пусть и малоподвижный, зато со слухом туговато. И совсем уж печалят ансамбли, которые для моцартовских опер являются не просто драматургически важными (в операх его любой ансамбль – это единица формы), но и портретами каждого персонажа в интерьере; о музыкальной составляющей, апеллирующей к сверхчувственному, и говорить не приходится. Здесь же квартеты и секстеты распевались на разные лады; что влюбленным, что антагонистам так и не удалось слиться в томлении-экстазе и разделить с другими свою правду.

Оркестром заправляет заслуженный Даниэль Орен, который, вне сомнения, изучил правила хорошего Моцарта и преподнес его партитуру с легкостью и даже некоторой лихостью. И тем не менее нам с коллегами так и не удалось избавиться от мысли, что ореновские музыкальные высказывания в шедеврах Пуччини и Верди были куда более выразительными. Вероятно, пятидесяти оттенков сладострастия не хватило (на этом месте должен быть смайлик).

Зато в версии Орена имеется финальный секстет, что несколько смягчает адову концовку оперы: вам так и не доведется наблюдать увлеченного в бездну Жуана.

«Дон Жуан» в Израильской опере, 8.02.2018

Фото: Сергей Демьянчук


  КОЛЛЕГИ  РЕКОМЕНДУЮТ
  КОЛЛЕКЦИОНЕРАМ
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
ГЛАВНАЯ   О ПРОЕКТЕ   УСТАВ   ПРАВОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ   РЕКЛАМА   СВЯЗАТЬСЯ С НАМИ  
® Culbyt.com
© L.G. Art Video 2013-2024
Все права защищены.
Любое использование материалов допускается только с письменного разрешения редакции.
programming by Robertson