Танатос-опера: Мета разгадал загадку Турандот

Омузыкаленная фьяба Карло Гоцци явилась посетителям Израильской филармонии в обличье оперы высокого напряжения

Когда в 2015 году обладатель дивного спинтового тембра Грегори Кунде исполнил «Nessun Dorma» в пятом фильме франшизы Mission: Impossible – Rogue Nation, сразу стало ясно, что миссия выполнима. Хотя на сцене крещение огнем американский тенор прошел лишь пару дней назад, когда израильские филармоники во главе с Зубином Метой завершили сезон самой китайской оперой из всех европейских.

Пуччиниевская «Турандот» восхитила на сей раз невероятным звучанием объединенного хора, в коем слились голоса певцов Пражского филармонического, Израильского имени Гари Бертини и детского «Анкор» – хор то предрекал, то досказывал события исключительно ненавязчиво, как бы про себя; невероятным звучанием оркестра, который из-под палочки Меты играл так, как ни с кем другим; невероятным пением этнического китайца Лианга Ли, способного пробасить партию Тимура почище иного татарского хана. Довольно мила оказалась израильтянка Хен Райс, создавшая образ нежной Лю – в особенности если учесть, что сцена гибели девушки сопровождается красивейшей, на мой взгляд, музыкой в мировой оперной литературе. Ну и, разумеется, 63-летний Грегори Кунде, продолжающий бросать вызов законам вокальной долговечности. Не так давно он дебютировал в партии Отелло, причем многие сошлись во мнении, что ему удалось превзойти самого Йонаса Кауфмана. Теперь же «Nessun Dorma» в его прочтении не уступала ни канонической версии Паваротти, ни другим корифеям, блиставшим в этой арии. В особенности когда Кунде-Калаф (a.k.a. Il principe ignoto, неизвестный принц), презрев 27 отрубленных голов своих предшественников и воскликнув «Vincero!», взял верхний си-бемоль. 

Российское драматическое сопрано Елена Панкратова в заглавной партии, между тем, оказалась совсем уж смертоносной. С одной стороны, кровожадная принцесса вроде и должна покрикивать на челядь и всяких там претендентов на руку и сердце; с другой – загадка Турандот заключается не столько в мощи, сколько, уж поверьте, в слабости. Так что трактовать ее образ можно было бы более вдумчиво, не впадая в состояние аффекта. Впрочем, испортить шедевр в данном случае не удалось бы даже менее выдающейся певице, тем паче обладательнице столь мощного голоса и форсированных верхов.

В целом же «Турандот» в интерпретации великого маэстро Меты была мегаобъемной, и остроумной, и гротескной, и сложной, и бесконечно остраненной. Лирика могла обернуться грозной, даже угрожающей мелодраматичностью, а тяга всех без исключения героев не столько к эросу, столько к танатосу – интенсивной, если не сказать высоковольтной чувственностью.

Вот это-то стремление к танатосу было прочитано Метой вдоль и поперек. Ибо убийственные загадки Турандот – это, по сути, загадки самого Пуччини, обожествлявшего собственную мать Альбину, которая покинула бренный мир, когда сыну исполнилось всего 26; Джакомо захоронил ее прах в своем доме в Торре-дель-Лаго. Сам он отошел в мир иной аккурат во время сочинения «Турандот», едва дописав сцену гибели Лю. Вероятно, оттого к смерти в его китайской опере стремятся все, начиная с  рабыни, добровольно приносящей себя в жертву, и заканчивая Калафом – он, если помните, делает смягчившейся принчипессе ошеломляющее предложение: если та сможет узнать его имя до рассвета (то бишь пока светит луна, любовница мертвых), он отправится на смерть. А поскольку тогда не было ни Гугла, ни Сири, принцу было предельно ясно, что имя его узнать принчипесса не сможет. Никак. В общем, у здешних героев, как говаривал Фрейд, «Цель всей жизни – смерть». Он же, кстати, пояснял, почему: «...ибо неодушевленные вещи существовали до живых». И тут уж никто не поможет, даже самая что ни на есть divina bellezza.

Правда, из нескольких вариантов финала оперы Зубин Мета выбрал альфановский, написанный на основе набросков автора, со счастливым дуэтом влюбленного Калафа и как бы влюбленной гарпии Турандот. Но, по-видимому, лишь для того, чтобы умилостивить простодушную израильскую публику, которая любит хэппи-энды.

Лишь одно желание осталось неисполненным: Грегори Кунде следовало бы спеть арию Калафа на бис.

Фото: Oded Antman