La leyenda negra: Верди глазами дель Монако

В Израильской опере состоялась премьера «Дон Карлоса»

Сценическая редакция оперы Верди «Дон Карлос», сочиненная Джанкарло дель Монако, весьма и весьма оригинальна. Во-первых, Эболи, которая щеголяет в черной повязке на правом глазу. Исторически Ана де Мендоса де ла Серда действительно выглядела именно так, ибо то ли страдала косоглазием, то ли была травмирована во время урока фехтования – однако в опере сей факт обычно не акцентируется, поэтому честь и хвала режиссеру и его любви к исторической достоверности. Во-вторых, и, пожалуй, в-главных, – финал, в котором Филипп Второй Благоразумный, сущий Иван Грозный, убивает своего сына. Обычно заглавный герой либо остается в живых, спасенный восставшим из гроба Карлом Пятым, либо закалывается сам – в зависимости от многочисленных вердиевских (авторских, заметим) редакций. Более популярен, кстати, хеппи-энд, где инфанта испанского выручает покойный дедушка. Между тем, трагедия Шиллера, положенная в основу оперного либретто, завершается и вовсе прозаично: Филипп Второй передает сына в руки инквизиции. Но и эта развязка далека от реальности, а какова она, неизвестно, ибо историки так и не пришли к однозначному мнению ни по одному из затронутых в опере вопросов. Гипотеза же, выдвинутая дель Монако относительно того, что Филипп Второй непосредственно повинен в смерти своего сына (в спектакле он закалывает его шпагой), тоже никак не подтверждена исторически. Но весьма любопытна, если вспомнить черную легенду.

В-третьих: мстительная принцесса Эболи встречается с Дон Карлосом при попустительстве Елизаветы, ибо та охотно меняется с ней накидкой и затем скрывается, словно благословляя подругу на свидание с любимым (ею же). Отчего режиссер решил эту сцену в саду королевы именно таким образом, осталось загадкой. Но факт. Ну и, наконец, в-четвертых: осерчавший в сцене с Великим инквизитором Филипп Второй подкрадывается к нему сзади с распятием (!), дабы огреть того по голове – но в последний миг одумывается. Такая вот крамола.

Для постановки на сцене Израильской оперы так и не приехавший in propria persona Джанкарло дель Монако (на израильских афишах к его фамилии добавляется приставка Цукерман – по матери) выбрал четырехактную миланскую версию. Фактически же режиссером тель-авивского спектакля стала Сара Скинази, которая много лет работает с Джанкарло, ее учителем и наставником, и частенько возрождает его идеи на самых разных оперных сценах. К примеру, в 2017-м она вместе с дель Монако поставила «Дон Карлоса» на открытии 80-го фестиваля Maggio Musicale Fiorentino. Надо сказать, что по духу итальянским режиссерам куда ближе la leyenda negra о благоразумном испанском короле, нежели драматическая поэма Шиллера; по словам дель Монако, его покоробило, что Шиллер изобразил инфанта-дегенерата как национального героя и борца за свободу. Кроме того, постановщики справедливо отнеслись к шедевру Верди как к образцу исторической оперы большого стиля. Итогом оказались мрачные декорации (Карло Чентолавинья), точно воссозданные и на диво красивые исторические костюмы (дизайнер-испанец Хесус Руиз, по-видимому, вдохновлялся Веласкесом и Эль Греко), страшные инквизиторы во главе с Великим старцем-слепцом и огромные распятия. Особенно впечатляет сцена аутодафе с гигантских размеров статуей распятого Христа – белого, нагого и какого-то человечного, который, того и гляди, восстанет и начнет источать корпускулы любви; хоровой народ, поставленный на колени, несет статую в положении лёжа и лишь ближе к концу сцены слегка приподнимает.

В подобной эстетике и артисты ведут себя соответственно, то есть достаточно сдержанно, несмотря на все страсти-мордасти. И за это опять-таки честь и хвала режиссерам, предельно далеким от дидактики и сумевшим добиться эффектных решений простыми средствами. Оттого особенно жаль, что титульный персонаж не удался: в одном из двух составов (на котором мне довелось присутствовать) его пел российский тенор Сергей Поляков, подтвердивший, что нам с вами категорически не везет на теноров – Йонас Кауфман к нам отчего-то не ездит. Помимо прочего, режиссеры решили образ заглавного героя как партерную роль, отчего ему приходится петь преимущественно лежа на полу – что при скромных вокальных данных делу не способствует. Главными же солистами оказались роскошное румынское меццо-сопрано Юдит Кутаси, поющая Эболи, и благородный испанский баритон Хуан Хесус Родригез в образе Родриго, маркиза ди Поза, истинный мастер кульминаций. Две их фигуры, без сомнения, можно причислить к высшей лиге, ибо поют они с истинно аристократической музыкальностью, подкупая изысканной лепкой фраз, прекрасным объемным звуком и безупречностью тембра. Фактически, Эболи и маркиз вытянули всю драму на себе – пусть даже дуэты столь блестящих вокалистов с другими участниками (к примеру, дуэт Дон Карлоса и Родриго Dio, che nell'alma infondere amor) звучали несколько странно. Как бы там ни было, эту оперу стоит послушать хотя бы ради арии Эболи O, Don fatale!, озвученной Юдит Кутаси с пылом и шармом, и ради речитатива и арии Родриго O, Carlo, ascolta в идеальной и очень яркой интерпретации Хуана Хесуса Родригеза. Поверьте, в тот самый момент, когда ди Поза застреливает аркебузир (после антракта глас – не небесный, а вполне земной – заботливо предупреждает из-за сцены, что в тюремной сцене ожидается стрельба, так что не пугайтесь), становится грустно вдвойне. Достойно выглядел в партии мрачного злодея Филиппа корейский бас Инсунг Сим, певец с прекрасной школой и внушающими трепет нижними нотами – в особенности в проникновенном монологе Ella giammai m'amo. Слегка разочаровала украинское сопрано Юлия Алексеева в партии Елизаветы Валуа, которой явно не хватило харизмы; прославленная голосами Каллас и Тебальди Tu che la vanità в ее исполнении была откровенно скучна. Зато в другом составе Елизавету поет волшебная Ира Бертман, так что выбирайте.

«Дон Карлос» – это, конечно, страшная драма; к тому же слёзная. Достаточно сказать, что Lacrimosa из «Реквиема» Верди должна была войти в партитуру как финальный дуэт отца-короля и сына-инфанта. Подобного не случилось, хотя здесь и без того в избытке невероятной красоты и силы арий и ансамблей, не говоря уже о хорах, которые звучат поистине восхитительно (в особенности небесный женский – в отличие от квазинебесного гласа) и о чисто оркестровых фрагментах. За пультом, к счастью, стоит по-прежнему оперный худрук Даниэль Орен – что, впрочем, не отменяет того факта, что нам не везет не только на теноров, но и на медные духовые: валторны по обыкновению киксовали с первой до последней ноты. Впрочем, несмотря на огрехи меди, Орен все же умудрился наделить музыку должной театральной и симфонической мощью, и светотенью, как на барочных vanitas, а в нужных местах – и прочувствованной лирикой.

P.S. К оперной обновке Израильская опера выпустила дивную программку, в которой изобразила родовое древо испанских королей, ветвистые связи их с придворными, а также указала стрелочками и сердечками, кто кого любит в этой запутанной драме. Вот, смотрите.

P.P.S. Спектакль в Израильской опере идет до 23 марта, так что не обойдите вниманием.

Фото: Алекс Ханин