Полина Осетинская: «Eleganza – это программа про истоки русского пианизма»

Любимая израильской и прочей публикой пианистка вновь порадует нас рафинированными трактовками русской классики: ее программа Eleganza посвящена музыке Серебряного века

– Полина, я всегда с интересом изучала программы ваших концертов – они составлены явно не просто так, в объединении произведений я вижу логику, точнее, некий посыл слушателям. Благодаря вам я открыла несколько современных композиторов, например, Павла Карманова и Антона Батагова, которых вы играли в спектакле «Неизвестный друг». Расскажите, пожалуйста, об идее нынешней программы.

– В прошлый раз у меня была более классическая программа, состоящая из сочинений западноевропейских композиторов, которая называлась «Разум и чувства». И я все пытала продюсеров: «А чего в Израиле не хватает, что хотели бы слушать?», ведь знаю, что у вас выступает много замечательных музыкантов, публика не может пожаловаться на нехватку впечатлений. Я не большой фанатик смешивания в программе чего ни попадя, лишь бы попадались крупные имена. Программа, в которой есть Бах, Шопен, Рахманинов, Чайковский – мне это не близко. Поэтому Eleganza – это программа про чудесное утраченное время и про русский пианизм, про то, из каких истоков он вырос. Среди прочих ростков – отчасти совершеннейший Шопен, отчасти совершенно самобытная музыка. Начинается всё с трех ранних пьес Скрябина, где в первой уже слышен сам Скрябин, а в двух других Скрябин, но еще в виде Шопена – в них много отголосков романтической традиции.

«Опыты с забытыми рифмами» Антона Аренского – это конец XIX века, немножко с оттенком ориентализма, что было модно в то время. Очень интересный цикл, виртуозная музыкальная работа по препарированию стихотворных размеров. Одни названия звучат как песня: «Логаэды», «Ионики», «Алкейская строфа», «Сапфическая строфа». Сразу возникает множество поэтических, культурологических ассоциаций. Но если второй опус Скрябина и «Опыты с забытыми рифмами» – раритеты, которые нечасто можно услышать, то потом звучит настоящий хит – «Вариации на тему Корелли», написанные на тему испанской фолии XVII века. Это отголосок совершеннейшей барочной музыки, которую Рахманинов в свойственной ему романтической манере развил. Таким образом, моя программа включает чуть менее известную музыку, которая заслуживает того, чтобы быть узнанной и услышанной, и хиты, которых здесь два – «Вариации на тему Корелли» и Седьмая соната Прокофьева. А между ними – Соната-воспоминание Николая Метнера, который был ближайшим другом Рахманинова и которому Рахманинов очень помогал, не давал умереть с голоду, посылал деньги, когда Метнер жил в эмиграции. Метнер – удивительный, недооцененный композитор. С точки зрения гармонических новшеств и гармонической изобретательности мало кто может с ним сравниться. Его Соната-Воспоминание, которая звучит в концерте, – вещь, с которой я давно живу. И если Корелли – новое в моей программе, как и Аренский, как и три пьесы Скрябина, из которой я играла раньше только одну, Седьмую сонату Прокофьева я выучила всего несколько лет назад, а вот с Сонатой-Воспоминанием я живу дольше всего. Я играла ее еще девочкой, гастролировала с ней, а потом надолго забыла. И заново учила в юности, проходила с профессором Верой Васильевной Горностаевой в 1998 году, когда поступила к ней. Я играю ее на протяжении всей жизни и, конечно, по-разному отношусь с течением времени.

– Можно ли сказать, что вы объединили композиторов, которые повлияли друг на друга?

– Конечно, они влияли друг на друга, варились в одном соку, обучались у пианиста и педагога Николая Зверева. Метнер и Рахманинов дружили, Метнер и Скрябин учились у Аренского гармонии. Прокофьев и Рахманинов всю жизнь соперничали, ревновали немножко, но при этом ценили друг друга. На глазах у них проходила драматическая жизнь Скрябина – он переиграл руки и не мог какое-то время играть, и эзотерические изыскания его, да и не очень долгая жизнь – всего 43 года. Как и у Аренского, который прожил всего 44 года. Причем еще Чайковский говорил об Аренском, что он удивительно талантлив, что он мог бы претендовать на самые высокие места в композиторской табели о рангах. Римский-Корсаков, чьим учеником была Аренский, очень ругал его за прожигание жизни, за то, что он занимается картами, пьянством, развлечениями вместо того, чтобы сидеть и работать. Но при этом и Чайковский, и Римский-Корсаков как старшие, как учителя признавали его талант. Они все повязаны удивительными узами.

– Зная все это, иначе воспринимаешь музыку. Планируете ли вы по ходу концерта рассказывать зрителям о произведениях, которые вы исполняете?

– Вообще на своих концертах я часто рассказываю о музыке, которую буду играть. Но в Израиле приходят не только русскоговорящие зрители, и они будут чувствовать себя обиженными. Но что-то, конечно, буду рассказывать.

– Давайте поговорим о современных исполнителях. Я наблюдаю картину, когда классические музыканты, видимо, чтобы дойти до слушателя, идут на всё. Виолончелист играет в обнимку с полуголой девушкой, подмигивая зрителям. Пианистка выступает в коротких платьях с глубоким декольте, собирая миллионы поклонников в Инстаграмме. Оправдывает ли цель средства?

–  Есть шоумены от классической музыки, и есть истинные музыканты. Последних не очень много, и им ничего не надо выдумывать, чтобы удивить публику. Григорий Соколов выходит в своем фраке, играет на сцене, где только рояль, в полной тишине, один концерт. И на этот концерт невозможно купить билет ни за какие деньги, потому что люди ездят за Григорием Соколовым по всему миру. То же самое можно сказать про Михаила Плетнева. Им не надо ничего доказывать публике и ничем ее завлекать.

А есть бизнесмены и шоумены, которым хочется зарабатывать больше денег, но таланта, который, например, есть у Григория Соколова, им не дано. И, конечно, в этой ситуации им приходится повышать свою «капитализацию» – раздеваться, играть в обнимку с девушкой, выступать на льдине или выходить на сцену в купальнике. Самое удивительное, что не избежали этого искушения и те музыканты, которых можно назвать вполне одаренными, действительно могущими взойти в ранг музыкантов самого высокого класса. Эта тяга к шоу, к развлечению, большой крен в эту сторону – меня очень огорчает. Но я ничего не могу противопоставить энтропии, кроме, разве что, собственного появления на сцене.

– Вы участвуете в любопытных проектах, где названия и имена ваших партнеров по сцене таковы, что немедленно хочется пойти и посмотреть. Например, спектакль «Черт, солдат и скрипка». Что это для вас – продвижение классической музыки или интеграция разных видов искусства?

– Это не столько про классическую музыку, сколько музыкальный спектакль, в котором есть и классическая музыка – играет квартет, звучат фортепиано, скрипка, кларнет и ударные. Классическое искусство пересекается тут и с бардовской песней, потому что Андрей Макаревич, исполнитель роли Солдата, поет баллады под гитару; и с телевизионным шоу, потому что рассказчика играет Владимир Познер, в спектакле есть камеры, крупные планы. Есть элементы арт-объектов, демонстрируются рисунки Макаревича. К тому же в постановке участвуют два замечательных танцора – Александр Тронов и Анна Дельцова, они уже в танце исполняют роли Солдата и Принцессы. И не будем забывать об основе – пьесе в стихах, которую написал красноярский автор Михаил Успенский в 2013 году. Его не стало несколько лет назад, а текст этот во многом является пророческим.

 – Для  вас это соприкосновение с другими видами искусства?

– Да, это не то, о чем мы с вами говорили, не желание сделать из музыки шоу. Я очень люблю мультижанровость, такие проекты, где слово и музыка начинают воздействовать еще сильнее в комбинации, работают как полноценное многожанровое высказывание. Таков наш с Ксенией Раппопорт спектакль «Неизвестный друг», который мы показываем по всему миру, и похожий по смыслу проект, который мы недавно придумали с Людмилой Улицкой, он так и называется: «Совместные действия». Я играю вещи разных авторов, а Людмила Евгеньевна читает несколько своих рассказов и несколько стихов, которые она не издает и их никто не знает, а она пишет замечательные стихи, очень пронзительные. Мне ее творчество очень-очень близко и отзывается, так что я постаралась подобрать похожие по настроению вещи, некий музыкальный комментарий. Сейчас эта программа будет идти в Москве, потом в Санкт-Петербурге, а потом мы поедем с ней в Ельцин-центр в Екатеринбург.

– Хотелось бы поговорить о детях и музыке. Могу предположить, что в каждом интервью вам задают одни и те же вопросы о вашем детстве, поскольку вы были известным на всю страну вундеркиндом. Но я хочу спросить о том, что происходит в вашей жизни сейчас. Слышала, к примеру, про придуманный вами детский музыкальный абонемент...

–Да, несколько лет назад я придумала и вела авторский абонемент в Московской филармонии, частично он звучал и в Пермской филармонии, и в других городах России. Очень хороший абонемент, я получила большое удовольствие от общения с детьми всех возрастов. Я просто вынуждена была с этого года его прекратить, потому что у меня очень много других планов и не хватает времени качественно делать все сразу. Возможно, я буду его повторять время от времени в каких-то залах, каких-то обстоятельствах. Но он есть в архиве на сайте Московской филармонии, его можно посмотреть.

– Когда-то я делала интервью с профессором Гнесинки, музыкальным психологом, искусствоведом Диной Кирнарской, хорошо вам знакомой, так вот она рассказывала мне, насколько неправильно построена первая встреча детей с музыкой в музыкальных школах. Согласны ли вы с этим, и есть ли у вас своя концепция того, с чего нужно начинать с ребенком разговор о классической музыке, учитывая и ваше не совсем обычное детство, и опыт вашего обучения, и опыт воспитания собственных детей?

– Система обучения в музыкальных школах во многом отталкивает детей и блокирует их. Мне кажется, что к этому начинают относиться очень серьезно, как к труду, делу всей жизни и так далее. Ребенок не очень понимает такой язык, ему ближе язык игры и язык развлечения и приключения. И мне кажется, на эту тему должно быть создано отдельное обучение – для педагогов. Ведь что получается? Вот врачи постоянно учатся, постоянно ездят на конференции, читают западные журналы про то, как лечить ту или иную болезнь именно сейчас, какие появились новые лекарства и методики и так далее. Хорошие, грамотные врачи учатся всю свою жизнь.

А среди музыкальных педагогов учиться не очень-то принято. Они закончили консерваторию, аспирантуру 25 лет назад – и пошли нарабатывать свой опыт, стаж. Но с возрастом человек становится ригидным, обрастает своими представлениями – надо только так и никак иначе. Я не очень много знаю педагогов, которые бы ездили бы на мастер-классы, узнавали новые методики, читали на иностранных языках, как устроено в разных странах, и пытались бы внедрить что-то новое. Это системная вещь, она связана с тем, что мало в последнее время занимаются образованием. И то музыкальное образование, которое есть, пытаются уничтожить. Нам, что называется, не до жиру – быть бы живу.

К сожалению, есть и такие педагоги, которые через несколько десятков лет уже немного утратили понятие того, что нужно семилетнему ребенку. Сейчас меня могут обвинить в эйджизме, но я говорю о том, что хороший педагог, который развивается и который свой большой опыт может применить на практике – это одно. А педагог, который закоснел, выгорел – другое. И не будем греха таить, очень у многих есть уже возрастные изменения личности, это большая медицинская и психологическая проблема, о ней никто не говорит, а она касается именно педагогов. Это очень энергозатратная работа, требующая большого ресурса – и педагоги выгорают к какому-то определенному возрасту, становятся раздражительными, слишком жесткими, утрачивают порой чувство юмора. Я не хочу рубить сплеча, но думаю, многие родители будут со мной солидарны. Я уверена в необходимости системной медицинской и психологической проверки и поддержки педагогов. И я говорю сейчас не только как музыкант, а в первую очередь как родитель, которые наблюдает какие-то вещи. Мои дети учатся в разных местах, у них чудесные учителя, но я знаю в том числе совсем другие ситуации.

 – Эх, я сразу вспоминаю свое детство и музыкальную школу. Кого из нас, как говорится, не лупили по пальцам на уроках фортепиано…А вы сами не преподаете, может быть, у вас есть ученики?

– Нет, я не преподаю. У меня физически нет на это времени. Преподавание – ты привязан к месту, к ученикам, а самое неприятное, что ты интегрирован в жизнь системы: консерватория, училище. Ты привязан к этому месту и не можешь планировать свою жизнь. У меня же насыщенный концертный график, и дети, семилетний сын, одиннадцатилетняя дочь –- я стараюсь проводить максимально возможное количество времени с ними, компенсируя частые отъезды.

– Полина, это будут ваши третьи гастроли в Израиле, мы видели вас в спектакле «Незнакомый друг» с Ксенией Раппопорт, в программе «Разум и чувства» (в Израиле она называлась «Приключения фортепиано»). Что в израильской публике вас удивляет, радует, огорчает?

– Публика очень непосредственная, чопорной ее никак не назовешь. Но знаете, она отличается в разных городах. Конечно, иногда хочется, чтобы люди чуть меньше разговаривали, чуть меньше звонили телефоны или меньше кашляли. Но все искупается теплым приемом и внимательными слушателями.

Реситали Полины Осетинской «Eleganza» состоятся 24 января 2020 года в Тель-Авивском музее искусств (зал «Ассья»). Начало в 20:00. Заказ билетов здесь.

Фотографии © Евгений Евтюхов
Предоставлены организаторами гастролей FGKProduction