Марта: свободная духом

В сложной такой ситуации, каковая образовалась после вчерашнего концерта в Израильской филармонии, критик, поклявшийся говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, вынужден поведать вам только часть правды (подробности хранятся в редакции). О том, к примеру, что новый главдир ИФО затеял полезнейшую вещь, а именно, музыкальный лекторий по типу того, что производил в России прошлого Рождественский, в России настоящего Владимир Юровский, в Венесуэле – Дудамель, ну и так далее. Где б слово с музыкой сошлись, как складки жизни, и стало понятно непосвященному, об чем, собственно, речь. Оттого над сценой был навешен большой экран, с коего Лаав Шани доносил любопытные подробности о Первой симфонии Пауля Бен-Хаима и тут же иллюстрировал сказанное на фортепиано. Оказалось, к примеру, что основная тема второй части симфонии завершается цитатой из традиционной песни персидских евреев «Я подниму глаза к горам», которую Бен-Хаим аранжировал для певицы Брахи Цфиры в апреле 1940 года (в то время композитор вообще зарабатывал на жизнь с помощью аранжировок). Что, заключил лектор, доказывает непреложность влияния израильской реальности на классическую музыку, написанную на нашей земле. Ну и еще несколько подробностей, сыгранных с большим чувством и умением на рояле, – в общем, слушатель оказался к прослушиванию подготовлен. Ежели и дальше Лаав Шани будет перед концертом говорить и показывать, мы истово за.

                             Lahav Shani. Photo: Marco Borggreve

Ну а далее по Исайе Берлину, была лиса – явился еж. Только с гендерной стороны как раз наоборот. Первая пианистка мира Марта Архерич (отчего-то называемая порой Мартой Аргерих) вновь продемонстрировала всю степень своей легендарной свободы, интуитивной, как сама музыка, и непредсказуемой, как музыка джазовая. С последней всё особенно сложилось, ибо играла Марта Первый, соль-мажорный концерт Равеля, где вся первая часть – джазовых генов (да и пассажи шестнадцатых в правой на фоне восьмушек левой в финале, надо полагать, той же родословной). Выдав, как всегда, положенную порцию чудес – за оркестром все же удалось расслышать главное.

                            Martha Argerich. Photo: Adriano Heitman

В 78 лет Марта Архерич по-прежнему носит высокие каблуки, длинные распущенные волосы, премного тронутые сединой, и концертные юбки бодрого дизайна. Ее пианизм запредельно прекрасен, ибо она уже давно над музыкой; во время звучания оркестра с фортепиано в мозгу навязчиво крутилась ассоциация «земля – воздух». Подхлестнутый кнутом Равель дышал джазовыми идиомами в Allegramente и Presto, щеголял блюзовыми фигурами, мерцал импрессионистскими диссонансами, загадывал звуковые загадки; в Adagio assai миражи таяли в туманном мареве, которое было не бело-серым, а переливалось всяческими оттенками, то истаивающими, то в самом соку. И опять ассоциация, по поводу Adagio assai, где Марта, мастерица звукового сфумато, сплетала из неведомых материй невесомую музыку, подвешенную между небом и землей. В оркестре же особенно по сердцу пришлись арфа и вступивший в чувственный диалог с роялем во второй части английский рожок.

Спустя тридцать с лишним лет после эталонной записи 1984 года с Клаудио Аббадо, Марта Архерич с прежней легкостью находит для интерпретации Равеля couleur naturelle. И по-прежнему мысль ее звучит свежо, даже импровизационно; ее естественность и независимость (язык не повернется применить к Марте термин рубато) не позволяют интерпретировать музыку, но лишь воплощать ее суть. Ее трансцендентный пианизм уводит куда-то на поля Элизиума, пройдя через которые вы, как известно, обретаете способность чувствовать ложь на ближайшие сутки. Ей вовсе не казались насмешливыми равелевские гармонические сдвиги; меланхоличный вальс из концертной середины был преподнесен с ее фирменной инстинктивной музыкальностью и обезоруживающей нежностью – словно медитировали над ним спартанские девы из «Гимнопедий» Сати, чья аскеза все более теплела в пользу безошибочной человечности; а в финале она задала такой темп, что у кого-нибудь другого в его вихревости могли бы раствориться детали – но не у Архерич, которая обретается где-то за пределами техники.

Великая Марта с некоторых пор не любит играть одна; оттого и на бис она аккуратно подтолкнула к клавиатуре Лаава Шани, с которым они исполнили в четыре руки две из пяти легких пьес Равеля «Моя Матушка-Гусыня». И было это изысканно сбалансированное исполнение.

Тель-Авив, 4 января 2020