Знайдер, Брух, Брукнер, Шани: интеллектуальное создание музыки

Это был тот случай, когда вы не обмениваетесь впечатлениями с соседом по креслу в перерывах между частями, а сидите, замерев – чтобы не расплескать.

У этого концерта было все, даже своя родословная, такая же особенная, как скрипка Гварнери 1741 года, на которой играл когда-то Фриц Крейcлер. Теперь на ней играет датский скрипач Николай Шепс-Знайдер, который культивирует звук старого мира, оттого заигранный Первый концерт Бруха тоже становится особенным, и вовсе не из-за старинного итальянского инструмента.

Уже в первом речитативе скрипки можно было расслышать такую глубину, на какую редко способны иные коллеги Знайдера; сплошная философия и интеллект. И совершенно иного характера каденция с той же мелодией, которая из рассудительной вдруг становится пылкой, влюбленной, безудержной, оттого так легко вливается в Adagio: романтик романтика всегда поймет.

                   Николай Шепс-Знайдер. Фото: Lars Gundersen

Вот интересно: там, где у иных Брух грешит страстностью, у Знайдера была дерзость и элегантность; где кто-то выпаливает пулеметную очередь эффектов, царапающих тонкую натуру хуже наждачной бумаги, Знайдер предпочитает рваный шелк. Он смел до той самой степени, что позволяет сохранить хороший вкус. Даже финал, который обычно сравнивают со скачками, напоминал скорее лошадей, несущихся по полю на охоте викторианской эпохи. И у солиста, и у оркестра, за пультом которого стоял наш очевидный фаворит Лахав Шани.

Многие композиторы, которых мы любим, жили в бедности – как Брукнер, о котором позже – и добились успеха лишь много лет спустя после смерти. А были и те, кто как раз наоборот: Макс Брух в родной Германии слыл уважаемым педагогом, скрипачом и композитором. Вот только за свой соль-минорный концерт, дополненный и впервые исполненный известным скрипачом Йозефом Иоахимом (с оглушительным, надо сказать, успехом), Брух решил на радостях получить единовременную выплату. И, таким образом, лишился многолетних солидных гонораров. Что ж, некоторые в любом случае выиграли – и публика, которая слушает, и поколения скрипачей, которые этот концерт столь охотно играют.

Написан был Первый скрипичный концерт Бруха в 1866-м, а год тот был невероятен по количеству знаковых событий: Петр Ильич Чайковский окончил Санкт-Петербургскую консерваторию и симфонию «Зимние грезы», Иоганн Штраус сочинил вальс «На прекрасном голубом Дунае», Австрийская империя объявила войну Пруссии, был заключен Венский мирный договор, Достоевский завершил «Преступление и наказание», а Ибсен – «Пер Гюнта», родились Бакст, Герберт Уэллс, Эрик Сати и Ромен Роллан и, наконец, монах Грегор Мендель вывел основные законы наследственности. Столь же популярный скрипичный концерт Брамса, который Знайдер играл в другой программе ИФО, появится лишь двенадцать лет спустя; как и концерт Бруха, он будет посвящен Йозефу Иоахиму, и так же отвесит ему поклон венгерской темой финала.

К слову, скрипач Николай Шепс-Знайдер, уже более двух десятков лет занимающий первые места в рейтингах мировых исполнителей, чуть было не огорчил: в четверг Израильская филармония прислала сообщение о том, что солист заболел – и предложила перенести билеты на субботу, в надежде, что Знайдер поправится. Мы согласились, и было нам счастье. В том числе услышать «Happy birthday» в его с оркестрантами исполнении на бис – в честь именинника, главного дирижера ИФО Лахава Шани.

Было оно (счастье) и после антракта, когда в исполнении Израильского филармонического оркестра под управлением Шани прозвучала Пятая симфония Антона Брукнера. В этой симфонии, должно быть, четверть миллиона нот, и практически все они были слышны безупречно – ну а что творили деревянные духовые, и вовсе ни пером ни описать, ни компьютерными клавишами.

Пятая, пожалуй, самая искусная из всех симфоний Брукнера. Множество способов, которыми темы объединяются и воссоединяются, чем-то напоминают причуды Гауди. Первая часть – одна из самых тонких и неуловимых, где многое произносится вполголоса (загляните в партитуру – она пестрит обозначениями p, pp и ppp). Циники могут утверждать, что Брукнер выписал все столь тщательно, потому что не доверял оркестрам и дирижерам своего времени. Феноменальное прочтение Лахава Шани развеивает все сомнения. К слову, эту гигантскую симфонию наш молодой дирижер знает наизусть – и управляет оркестром без партитуры.

В брукнеровской симфонии Лахав загадал великое множество загадок, начиная с акустической – усадив на возвышение контрабасы (в центре) и медные духовые (слева). Особенно впечатляюще это выглядело в начале, на пиццикато струнных, контрабасов в том числе, и в финале с двойной фугой и хоралом. Оркестр был в высшей степени уравновешен и идеально сбалансирован – мы слушали Брукнера и дивились безупречной логике его музыкального мышления; это, оказывается, очень трогательно.

                         Лахав Шани. Фото: Marco Borggreve

Кстати, Антон Брукнер никогда не любил толпу. Оттого, как и при жизни, он и спустя годы после смерти остается непонятным, эксцентричным человеком, который никак не мог вписаться в венскую богему, частью которой он так хотел быть. Родившийся в сельской Австрии, Брукнер придерживался образа жизни простого крестьянина: его высмеивали за нелепую одежду, специфический акцент, неуклюжесть и неловкость. На европейской музыкальной сцене 19 века, где для того, чтобы блистать, требовалось гораздо больше, чем просто музыкальное мастерство, у Брукнера практически не было шансов. Оттого он бедствовал, влезал в долги и сетовал на «глупость переселения в Вену». Тогда-то он и начал сочинять Пятую симфонию, которую долго не исполняли – вообще-то это отдельная и очень грустная история. Особенно усердствовал всесильный критик Эдуард Ганслик, который назвал Брукнера ввиду «бросающегося в глаза недостатка в образовании... полностью непригодным».

Но вернемся к загадкам Шани. Даниэль Баренбойм утверждает, что очарование симфоний Брукнера проистекает именно из этой неясности: «Несмотря на первоначальный постромантический эффект, в симфониях Брукнера есть классические структуры и даже намеки на барокко и средневековье. Когда я играю Брукнера, я чувствую себя так, будто нахожусь в машине времени, плывущей сквозь музыкальные эпохи».

Особенно впечатлили мягкие интерлюдии с инструментальными соло (скажем, флейты и валторны во вступительном Allegro) – многим больше, чем оркестровые tutti, где довольно резко гневались медные духовые. Скерцо буквально благоухало веселым тирольским танцем, прекрасно-безапелляционным оказалось соло кларнета в начале финала.

Брукнер также был набожным христианином-католиком, что придает его музыке религиозно-духовное измерение. Уильям Фуртвенглер очень хорошо выразился по этому поводу: «Брукнер не писал в настоящее время. В своем искусстве он думал только о вечности и, таким образом, он создал вечность».

По словам Лахава Шани, «исполнение музыки Брукнера – это совершенно особый стиль дирижирования. Он делает весь оркестр единым организмом, подобным органу, и делает разные части оркестра единым целым. Брукнеровское звучание – это фантастическое сочетание звуков, очень глубокое и полное величия. Даниэль Баренбойм очень хорошо сказал о Брукнере: это музыка, которая заставляет вас чувствовать не только то, что вы строите высокое здание, но и то, что вам придется копать очень глубоко. Другими словами, это почти как археология. Чем глубже копаешь, тем больше возвращаешься в прошлое».

«Джентльмены, – взмолился однажды Рихард Штраус, – дайте мне представление о музыке!» Да, все верно: это был один из таких концертов.

Тель-Авив, аудитория имени Чарльза Бронфмана, 7 января 2023 года