home
Что посмотреть

«Паразиты» Пон Чжун Хо

Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности. «Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.

«Синонимы» Надава Лапида

По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.

«Frantz» Франсуа Озона

В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу. 

«Патерсон» Джима Джармуша

В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.

«Ужасных родителей» Жана Кокто

Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.

Новые сказки для взрослых

Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Что послушать

Kutiman Mix the City

Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.

Видеоархив событий конкурса Рубинштейна

Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.

Альбом песен Ханоха Левина

Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина «На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
Что почитать

«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса

...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.

«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада

Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.

Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.

«Комедию д'искусства» Кристофера Мура

На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».

«Пфитц» Эндрю Крами

Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.

«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти

Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.

«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая

«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Что попробовать

Тайские роти

Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.

Шомлойскую галушку

Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.

Бисквитную пасту Lotus с карамелью

Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.

Шоколад с васаби

Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.

Торт «Саркози»

Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.

Ужин с Бяликом

31.01.2023Лина Гончарская

Пути Господни неисповедимы: в тель-авивском квартале Неве-Цедек затеяли реконструкцию праздничного ужина в честь Хаима-Нахмана Бялика по случаю его первого визита в Эрец-Исраэль. Тогда, в 1909 году, «наше всё» приплыл в Яффо на корабле из Одессы и был встречен многотысячной толпой – его появления ожидали больше, чем прихода Мессии.

Случилось сие знаменательное событие за несколько дней до «Ракушечной лотереи» – той самой, когда 11 апреля 1909 года к югу от Яффо были разыграны земельные участки среди 66 членов товарищества «Ахузат Байт». Этот день принято считать днем рождения Тель-Авива, первого еврейского города.

Одним из 66 был отец Нахума Гутмана Симха Бен-Цион, старый друг Бялика, писатель, который вместе с семьей перебрался в Эрец-Исраэль в 1905 году и поселился в Неве-Цедек. Он сыграет не последнюю роль в нашей истории, но об этом чуть позже.

По случаю визита Бялика был устроен праздничный банкет с тысячами восторженных гостей в отеле Bella Vista, расположенном на берегу моря. «Сегодня вечером в его честь состоится грандиозный прием. Жители Яффо говорят исключительно о Бялике, все в восторге», – писала газета «Ха-Цви» 30 марта 1909 года. Богатое меню ужина включало в себя блюда, названные в честь стихов и поэм Бялика, среди них: «Плывет вдалеке» (блюдо из рыбы), «Арье Бааль Гуф», он же «Арье-кулак» (ростбиф), «К ласточке» (блюдо из курицы), «Как сухая трава» (зеленый салат) и т. д.

Несмотря на то, что все хотели как лучше, получилось как всегда: Бялик, фыркнув, выразил свое недовольство превращением его литературных шедевров в блюда на тарелке. И заявил на своем великолепном, изощренном иврите:

«Признаться, это невежливо с моей стороны, но я должен  это сделать, поскольку все это время сидел как на раскаленных углях... Я хотел слушать речи на иврите, на высоком иврите – но, к сожалению, слышал то, что звучит в еврейских кварталах Неве-Шалом и Неве-Цедек: русский жаргон, испанский жаргон и смешанную речь с вкраплениями арабских слов. Я не слышал звенящего языка иврит, кроме как из уст нескольких детей» (цитируется со слов историка, писателя и журналиста Яакова Яари-Полескина).

Теперь, 125 лет спустя, художественный музей Нахума Гутмана поручил шеф-повару Ниру Цуку воссоздать меню исторического ужина в полном объеме.

– Задача непростая, поскольку у нас есть только названия блюд, но нет рецептов, – рассказывает Моника Лави, куратор музея. – Так что Нир Цук включил свою фантазию, проштудировал, какие ингредиенты использовались в еврейском ишуве в 1909 году, и создал блюда по образу тех, что подавали на торжественном ужине – блюда, которые Бялик, вероятно, так и не попробовал.

                           

«Отреставрированные» блюда, которые приготовил Нир Цук, подавались на фарфоре – почти таком же, как в 1909 году. А Бялика и прочих героев этой истории изобразил актер Галь Зак, потчуя отужинавших пищей духовной – стихами, песнями и легендами, которыми успел обрасти с той поры исторический визит Бялика на Святую Землю.

Приурочены торжества к 150-летию со дня рождения классика современной поэзии на иврите. Параллельно с ужином в музее открылась выставка «Беги, моя лошадка», где впервые выставлены оригинальные иллюстрации Нахума Гутмана к популярной книжке Бялика «Стихи и поэмы для детей».

Итак, в меню:

* блюда от шеф-повара, навеянные теми, что подавали в 1909 году;
* мысли национального поэта о приеме;
* исторические блюда, приправленные сплетнями первопроходцев;
* возможность ощутить на вкус горечь ссоры Бялика с возродителем иврита Элиэзером Бен-Иегудой.

– Ведь был и второй ужин, о котором мало кто знает, – говорит Моника Лави, понизив голос. – Состоялся он на улице Бустанай в квартале Неве-Цедек, где жило семейство Гутманов, на следующий день после приезда поэта. Симха Бен-Цион пригласил на него Бялика, приехавшего вместе с ним писателя Иехошуа Хоне Равницкого и, на свою голову, Элиэзера Бен-Иегуду.

Узнав от супруга, что ей предстоит принять самого Бялика, мама Нахума Гутмана Ривка пришла в ужас: «Что же делать, у меня нет ни скатерти, ни посуды!» И тогда она собрала все меха, все шубы, все мало-мальски ценные вещицы, привезенные из Одессы, и продала старьевщику. На вырученные деньги она купила скатерть и столовые приборы. Во время ужина Бялик разозлился на какое-то изменение в его стихах, внесенное Элиэзером Бен-Иегудой, стукнул кулаком по столу – и вино выплеснулось на скатерть, с таким трудом добытую Ривкой…

Пятна, кстати, так никогда и не сошли.

Тут надобно пояснить, что отец современного иврита Элиэзер Бен-Иегуда – даром что родился в Литве под фамилией Перельман – был неугоден Бялику оттого, что ввел в обиход сефардский вариант иврита. А Бялик, как известно, писал в ашкеназской фонетической традиции. Дело было так: когда Бен-Иегуда, тогда еще Лейзер Перельман, заболел туберкулезом и попал в больницу барона Ротшильда в Париже, к нему в палату подселили студента из Иерусалима, который говорил на иврите с тяжелым сефардским акцентом. Студент рассказал, что многие жители его страны вне зависимости от происхождения объясняются на сефардском варианте иврита, который считается разговорным. Вот будущий Бен-Иегуда и решил, что язык, на котором молятся, читают и пишут, должен обрести акцент, дабы стать языком общения единого народа.

– Представляете, мы с детства учили «неправильные» стихи Бялика, стихи в сефардском варианте! – восклицает Моника. – А ведь они совершенно иначе звучат (декламирует несколько строк «по-сефардски», потом «по-ашкеназски»): иная ритмика, иная силлабо-тоника, иная музыка стиха, наконец!

Понятно, что Бялик, услышав свои стихи в новом варианте, пришел в ужас, да и кто бы из авторов согласился с подобным? Оттого присутствие святотатца Бен-Иегуды за праздничным столом пробудило в поэте праведный гнев – и он в сердцах стукнул кулаком по столу. Ну а дальше вы уже знаете.

– Бялик обладал нечеловеческой харизмой, – подчеркивает Моника. – Он оказывал огромное влияние на ишув Эрец-Исраэль со времен Второй алии и до самой своей смерти. Уже тогда, в 1909-м, первые поселенцы мечтали, что он поселится здесь, на этой земле – но Бялик переехал в Эрец-Исраэль только в 1925 году, прожив четыре года в Берлине. А до того была Одесса, где он преподавал в учрежденном им вместе с Симхой Бен-Ционом образцовом хедере («хедер ха-метукан»), в котором преподавание велось на иврите, а не на идише. Именно Бялик заметил, что маленький Нахум, сын Бен-Циона, очень хорошо рисует, и обратил на это внимание его отца. Поэтому параллельно реконструкции ужина мы решили открыть выставку «Беги, моя лошадка», где можно впервые увидеть оригинальные иллюстрации Нахума Гутмана к сборнику Бялика «Стихи и поэмы для детей», извлеченные из музейных запасников.

История рисунков такова: в 1933 году, за год до смерти Бялика, Гутман проиллюстрировал сборник его детских стихов, многими из которых израильская детвора зачитывается по сей день – Бялик, который сам был бездетным по причине бесплодия, создавал для самых маленьких истинную поэзию. Среди первых рисунков Нахума Гутмана были, в частности, его иллюстрации к сборнику детских рассказов Бялика «Да будет день». Кроме того, Гутман часто рисовал поэта уже после его смерти, а в мемуарах «Между песками и голубыми небесами» описал, как Бялик навещал их в Одессе.

     

                                            Фото: רן ארדה

Гутман много раз говорил, что его иллюстрации в книге «Стихи и поэмы для детей» смягчают «галутный» характер поэзии Бялика: «Я как-то заметил Бялику, что он только мельком бросает взгляд на рисунки, которые я ему показываю, а ведь я на самом деле меняю настроение его стихов. Я приближаю их к израильскому ребенку, делая акцент на легкость, жизнерадостность и беззаботность. То есть передаю ощущение счастливого детства, каким оно было дано детям Земли Обетованной, а не печального детства детей диаспоры».

- О событиях, связанных с прибытием Бялика в 1909 году, можно доподлинно узнать только из дневника Яакова Яари-Полескина, – добавляет Моника. – Никаких иных правдивых свидетельств нам найти не удалось.

Итак, обратимся к воспоминаниям Яакова Яари-Полескина. «В 1909 году между Пуримом и Песахом курьер мчался из Яффо в Петах-Тикву. Он прошелся по виноградникам, сообщая рабочим, что в этот день корабль из Одессы привезет нашего национального поэта Хаима-Нахмана Бялика, который впервые посетит Землю Израиля. Так мы узнали из его уст, что весь еврейский Яффо, все его заведения и предприятия готовят поэту прекрасный прием. Отказаться от дневной работы, чтобы немедленно поехать в Яффо и встретить поэта, когда он сойдет на берег, считалось проступком, но мы ждали его прибытия с нетерпением. И когда солнце близилось к закату, мы бросили работу по посадке апельсиновой рощи и, неумытые и голодные, побрели в Яффо.

Песчаная тропа, протянувшаяся примерно на десять километров от Петах-Тиквы до Яффо, на сей раз была для нас пешеходной тропой. Мы ни на мгновение не могли избавиться от мысли, что совсем скоро мы окажемся лицом к лицу с Бяликом. Когда мы достигли города Яффо (Тель-Авив еще не был основан), на нас опустилась ночь. Отель «Белла Виста» на берегу моря был хорошо освещен, внутри находились приглашенные – интеллигенция, ремесленники и рабочие. Приветствовать поэта пожелали более 3000 человек. Поскольку главный зал отеля был слишком тесным, чтобы вместить толпу, было принято решение расширить прием вдоль берега моря.

Когда появился поэт в сопровождении Равницкого (который также совершал свой первый визит в Землю Израиля вместе с Бяликом) и Симхи Бен-Циона, толпа как громом разразилась: «Да здравствует наш народный поэт!» Группа мужчин несла поэта на плечах и с коллективным пением «Да укрепится рука всех наших милостивых братьев…» внесла его в зал. Бялик умолял их оставить его в покое: «Корабль и так слишком сильно нас укачал по пути из Одессы в Яффо», – увещевал он. Но его мольбы не помогли. Начались приветственные речи, которым, казалось, нет конца. Говорили о «возрождении», которым была переполнена вся атмосфера Земли Израиля; «возрождение» как бы выстилало горы и долины. Поэт обязательно почувствует своим особым чутьем, говорили они. И великая «поэма возрождения» будет написана им о горе Кармель (которая тогда была заселена немцами) или об Изреельской долине (в которой тогда не было еврейского населения), или о горе Хермон... короче, потрясающая поэма возрождения будет написана для диаспоры, вещали ораторы.

Лицо Бялика становилось все злее. В его глазах вспыхивали искры гнева, наконец он встал и обернулся к толпе. Его слова я записал в свой дневник:

Пусть ораторы, которым я помешал выступить, простят меня. Я вынужден это сделать, даже если слова, которые исходят из моего сердца, вам неприятны. Вы решили, и при этом единодушно, быть моими проводниками в Эрец-Исраэль. Здесь, в Яффо, у ворот Земли Израиля, я обязан заранее увидеть страну и ее «возрождение» вашими глазами, прежде чем я изучу ее вдоль и поперек сам. И первое мое впечатление, если честно, далеко от «возрождения». Я ходил по узким дворам и темным переулкам Яффо. То же самое еврейское меньшинство, те же впечатления, как от галутных евреев. Я хотел услышать разговорный иврит, но, к моему сожалению, в еврейских кварталах Неве-Шалом и Неве-Цедек я слышал русский, испанский и идиш, смешанные с арабскими словами. Я не слышал звона еврейского языка, разве что от нескольких детей. Я полон надежды, что в поселениях я услышу настоящий иврит и увижу искры новой еврейской жизни своими глазами.

После спонтанного выступления Бялика больше никто не рискнул выйти на сцену, и толпа сопроводила поэта от гостиницы до морского берега. В небе сияла луна, и волны попеременно то серебрились, то бледнели. Читая строки стихов Бялика, толпа шла вдоль берега моря. Из песков Яффского моря толпа провожала Бялика и Равницкого к дому писателя Симхи Бен-Циона на границе «Ахузат-Байт», где жила семья Гутманов.

Бялик провел в стране несколько месяцев, после чего вернулся к своим братьям в диаспору. Прошли годы с тех пор, как Бялик впервые посетил Землю Израиля, но он ничего об этом не написал. Ни хорошо, ни плохо – так что первое посещение поэтом страны до сих пор остается загадкой».

- И вот еще что интересно, – улыбается Моника. – Шимон Роках тоже писал об ужине 1909 года в отеле Bella Vista, но лил патоку и елей: дескать, Бялик был просто счастлив, и 18 ораторов его восхитили своими речами, и все было замечательно. Так что у нас есть две версии событий, но мы выбрали ту, что ближе к исторической правде. Где Бялик был явно не в духе.

И напоследок – немного лирики. Если помните, в первом произведении Бялика в прозе – рассказе «Арье Бааль Гуф» (превращенном в ростбиф) – пышное застолье, которое Арье устраивает для своих гостей, заканчивается на резкой ноте, когда подают плохо поднявшийся кугель с начинкой из потрохов, и гостей как ветром сдувает. Будем надеяться, что не все из пророческого наследия литератора сбывается, и исторический ужин-реконструкция завершится достойным десертом.

Лучше всего, если это будет музыка. Ведь тот же Арье в конце рассказа сидит вечером и слушает звуки скрипок, доносящиеся из соседних домов, которые смешиваются со звуками флейты, на которой играет его сын. И когда затихают звуки скрипки, мелодия флейты продолжается. В победе флейты, простого (на его взгляд) инструмента, Арье видит символ возвышения представителей своего социального класса над теми, у кого хорошая родословная и утонченные манеры. «Вглядываясь при лунном свете в прогуливающихся у своих домов важных евреев, вслушиваясь в стоны скрипок и в задорные звуки состязающихся с ними флейт, Арье думает: эти важные особы, которые так неспешно, с таким самодовольством прогуливаются, и я – мы из разного теста. Да, я невежа, мужик, выродок какой-то в их еврейском обществе, даже монета меня не облагородила, она позволила мне взобраться до звания «бааль-гуфа», но не выше; всю свою жизнь я прожил отщепенцем, – но будущее, будущее принадлежит моему кандидату, который играет теперь на флейте, а не сынкам этих важных особ, пиликающим на скрипке. Кто гуляет с дочерью пристава? – мой кандидат. Кто беседует с губернатором? – мой кандидат. Еще настанет день, когда мой кандидат будет правой рукой губернатора – тогда держитесь, почтенные господа! Все вы, все вы в его руках!..»

Постепенно смолкают голоса скрипок. А звуки флейт звучат все громче, все увереннее, властно врываются в тишину ночи. Кто победит? Важная скрипка или грубая флейта?

Нет, все-таки Бялик был пророком.

Статья была впервые опубликована на сайте «Детали»

Фотографии предоставлены музеем Нахума Гутмана


  КОЛЛЕГИ  РЕКОМЕНДУЮТ
  КОЛЛЕКЦИОНЕРАМ
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
ГЛАВНАЯ   О ПРОЕКТЕ   УСТАВ   ПРАВОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ   РЕКЛАМА   СВЯЗАТЬСЯ С НАМИ  
® Culbyt.com
© L.G. Art Video 2013-2024
Все права защищены.
Любое использование материалов допускается только с письменного разрешения редакции.
programming by Robertson