В круговороте красоты: «Момо» Охада Нахарина

До того я и не подозревала, что человек в балетной пачке – это страус африканский обыкновенный.
Хотя нет, это, пожалуй, Момо – японский онлайн-монстр в виде женского бюста на курьих ножках, который возвращает людям время.
В «МОМО» Охада Нахарина бюст как раз-таки мужской. То есть Момо в балетной пачке танцует не она, а он – на пуантах босиком.
Сам Охад тут сказал бы, что названия его балетов – просто созвучия, и ничего они не значат. Правда, мог бы напомнить, что Момо кличут его любимого пса.

Так или иначе, «МО» в балете два. Первое «МО» – мужской квартет танцоров (Гай Дэвидсон, Игорь Пташенчук, Ли-Эн Шу, Йони Симон) изъявительного наклонения, довольно воинственных, готовых в случае чего и честь отдать. Второе «МО» – семеро неординарных обоеполых (имен не назову, поскольку в разных составах они меняются, в отличие от константной четверки) – те уже строем не ходят, а вытворяют кто во что горазд.

В числе семерых есть балетный принц и его темнокожая возлюбленная, есть бесстыдно прекрасный юноша в балетной пачке с птичьими движениями, есть бесшабашная девушка в шортиках, есть непостоянная девушка в плиссированном платьице на пуантах, есть диковатый парень в розовом бархатном боди, и все они удлиняются, сжимаются, скручиваются, выходят за собственные пределы. И есть балетный станок, поначалу один, а потом сразу много, а совсем потом этот один, поставленный на-попа, превратится в распятие, а у подножия его раскинется Иисус с какой-нибудь пьеты. И есть скалодром – серый и печальный, по которому будут взбираться сначала «милитаристская» четверка (в какой-то момент квартет залезет на самые высокие насесты и усядется, наблюдая сверху за танцующими), а потом и семеро смелых, которые в конце концов исчезнут в никуда.

А все потому, что, по словам Охада, душ у Момо не одна, а две. «Одна, словно извлеченная из недр земли, – это душа, воплощающая архетипы и мифы закаленной и грубой мужественности; другая пребывает в постоянном поиске индивидуальной ДНК. Одна движется в своем собственном автономном и независимом силовом поле, другая состоит из тел, которые вращаются вокруг одного и того же ядра, то приближаясь, то удаляясь от него, оставляя пространство для необходимой нежности и катарсиса».

70 минут медитации, 70 минут чистой красоты и неевклидовой геометрии – как же не хочется писать о войне, но она тут тоже есть, и голос, похожий на Путина, бормочет то и дело цифры по-русски – «пять, два, два, ноль, девять, восемь», и четверке юношей не удается избежать мобилизации, и в конце они маршируют строем, эх!

«Эх!» – этим молодецким возгласом четвертого из марширующих – на военном языке его называют «замыкающий» – заканчивается балет.

Казалось бы, «МОМО» – спектакль не из тех, что латает солнечным светом ранки души; но это по содержанию. А по эстетике – счастье переливается за край ее, этой самой души, потому что красота нахариновой архитектуры тел, движений, жестов всякий раз застает врасплох.

Охад Нахарин признался, что у него были соавторы в этой постановке – танцовщики «Бат-Шевы» и Ариэль Коэн. И музыка, печальная и очень красивая – бесконечная повесть виолончели, композиция альбома Landfall Лори Андерсон и Kronos Quartet, где рассказывается о переживаниях культовой нью-йоркши во время урагана «Сэнди». Звучат здесь и фрагменты из «Metamorphosis II» Филипа Гласса, и песня Madre Acapella в исполнении венесуэльской транс-певицы Arca – Алехандры Герси, посвященная симбиотическим отношениям любви-ненависти с матерью. В балете «Бат-Шевы» она становится песнью Иисуса, оставшегося наедине с миром.

Квартет однороден, его танцовщики в штанах карго и с обнаженным торсом движутся как четыре конечности одного тела, в их синхронном танце ощущается безмерное доверие друг к другу. Семеро «индивидуумов», в свою очередь, слегка безумны и одиноки, но невероятно интригующи. Этот диссонанс – полифония движений семерки в пику монотонным милитаристским танцам мужского квартета – гипнотизирует с начала и до самого конца, навевая печальные думы о том, что люди все больше утрачивают индивидуальность и отрицают все, что выходит за рамки. Оттого в финале «взаимопонимание» группы оказывается сильнее, чем стремление к самости. И тогда мы наблюдаем бесконечно печальную победу, когда танцоры мягко кружат с пустыми лицами, выстраиваются в длинную шеренгу вдоль рампы и смотрят вперед, будто ища кого-то в зале – а скорее, ждут, сможет ли группа полностью поглотить и подавить уникальные эмоции. Разумеется, и тут, как всегда у Нахарина, тот или иной танцор ненадолго нарушает коллективное движение, пускаясь в краткое исследование самого себя. Так что не стоит терять надежды – может, вам все-таки удастся избежать одной шеренги с теми, к кому вы не хотите принадлежать.

По преданию, танцоры сообщили Нахарину, что «МОМО» к тому же является аббревиатурой от Magic of Missing Out – состояния, когда вы боитесь что-либо упустить и жалеете, что никогда нельзя быть одновременно везде и видеть все сразу.

В случае с балетом Охада вы жалеете лишь о том, что он закончился.

Фото: @Ascaf