Умберто Эко: «Может, я еврей»

Это провокационное заявление болонский профессор сделал на пресс-конференции в Иерусалиме, состоявшейся пять лет назад, 23 февраля 2011 года. Очная ставка проходила в рамках Международной книжной ярмарки, одним из почетных гостей которой был тогда Умберто Эко. В энциклопедических справочниках – мэтр западноевропейской литературы, культовый итальянский писатель, семиотик и историк-медиевист. В реальности – человек, без текстов которого мы были бы иными, умудрявшийся нарочито банально излагать мудрое и вечное, блестящий остроумец и провокатор, автор литературы нового жанра – вызывающе интеллектуального бестселлера.

Профессор Эко открыл пресс-конференцию рассказом о своей новой книге «Пражское кладбище», заметив, что вести разговор о книге в стране, где ее еще не читали, – самый идеальный вариант: ведь ее заведомо считают шедевром. (Сей роман израильское издательство «Кинерет – Змора-Бейтан» опубликовало три года назад, и перевел его на иврит Арье Уриэль, известный лингвист, интерпретатор многих произведений Эко – в том числе «Истории красоты» и «Острова накануне».) Попутно Умберто Эко заметил, что буря гнева в отношении его нового бестселлера не вполне оправдана – мягко говоря. И что его никак нельзя обвинить в антисемитизме. «Меня просто неправильно поняли», – сказал он. И добавил: «Симонини – мошенник, пытающийся разбогатеть на ненависти к евреям, и на его примере я исследую природу антисемитизма вообще и природу неприятия иного в частности. Я всего-навсего хотел показать, как стремление людей отыскать во всем скрытый заговор приводит к созданию фальшивок, к историческим фальсификациям».

Ну да дело-то вовсе не в этом – а в том, что имел в виду Эко, заговорщически улыбаясь в усы: вы-то, господа хорошие, меня поймете, я-то пишу для тех, кто понимает мои шутки, и при чем тут антисемитизм? Да ни при чем. Я просто хочу, как уже повелось, повысить вашу, читательскую самооценку – вы ж мои соавторы.

Масс-медиаторы, однако, продолжили допрос и поинтересовались, призывали ли его, Эко, бойкотировать книжную ярмарку в Иерусалиме. Оказалось, ничего подобного: «Никто меня не осуждал, не критиковал, да и сам я категорически против какого бы то ни было бойкота. Заставить писателя сделать что-либо или навязать ему те ли иные политические взгляды – это настоящий расизм. Бойкот всегда оборачивается против его зачинщиков и дает отрицательные результаты». Эко подчеркнул, что у него есть что сказать в отношении итальянского правительства, и попросту нет времени на то, чтобы высказаться против правительства Израиля. «Глава итальянского правительства избран демократическим путем, не то, что Каддафи, – отметил мэтр с грустной улыбкой. – За ним стоят люди, которые его поддерживают. Это печально, но такова реальность».   

Рассуждения о конце света Умберто Эко тоже не напугали. «Когда меня спрашивают, что я буду делать, если завтра мир будет разрушен, я неизменно отвечаю: я продолжу писать и буду делать это всю ночь напролет – вплоть до этого самого утра». 

Заслышав вопрос о том, пишет ли он для себя – или все-таки для читателя, Умберто Эко немедля скаламбурил: «Есть только одна разновидность текста, который ты пишешь для себя: список покупок в супермаркете». Ну а затем сделался серьезным: «Автор выстраивает свои тексты, создавая цельное произведение, и он сам решает, кто будет его читателем. Писательство – это разновидность диалога. А идеальный читатель – сообщник автора, готовый играть в предложенную ему игру. Пройдя инициацию, то есть первые главы романа, читатель становится моей добычей. То есть добычей моего текста».  

По словам Эко, романистом он почувствовал себя только в 50 лет – а до этого был теоретиком. «Главное, что я избегаю самоповторений. Во всяком случае, пытаюсь делать это. Книги никогда не планируются заранее. Все мои книги были рождены из случайной встречи с каким-то персонажем, поразившим мое воображение. Или этот персонаж просто возник у меня в голове. К примеру, роман «Имя розы» появился из мысли об убийстве: мне захотелось отравить монаха. Остальная мякоть наросла сама собой. «Маятник Фуко» родился из образа мальчика, играющего на трубе посреди кладбища. Ты просто начинаешь с определенного образа, а дальше можно расслабиться. Сюжет будет развиваться сам по себе, пока не почувствует, что пора закругляться. К примеру, «Пражское кладбище» я планировал завершить в 2012 году, но получилось, что ему было суждено быть законченным раньше – эта книга просто сказала мне: баста!».  

Далее Эко пустился в рассуждения о влиянии технологии на язык и культуру. «Современные дети хуже разговаривают, потому что много смотрят телевизор и меньше читают. Ныне водитель такси разглагольствует не хуже университетского профессора, разве что его словарный запас куда беднее. Я не пессимист, сегодня можно получить информацию разными способами, к примеру, из Википедии. И революции сегодня совершаются в Твиттере и Фейсбуке. Для всего этого вполне годится простой разговорный язык, и совсем не нужно использовать язык философских трактатов».  

Спрашивали Эко и про его изучение Талмуда и Каббалы. И тут-то последовало то самое сенсационное заявление: «Долгое время я полагал, что у меня есть еврейские корни. Мой дед был усыновлен, и мне думается, что по рождению он еврей. Так что и я, может быть, еврей».

А потом он признался, что его личным каббалистом является профессор Моше Идель.

Местом его упокоения станет не пражское кладбище – возможно, миланское. А может, некий остров накануне.

Ну а если хотите прочесть по-настоящему великий антилитературный текст, откройте последний его не-роман – «Нулевой номер».

Фото: לאונרדו צנדמו