«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
|
Три способа бытия
10.03.2018г-н Кульбит, обозреватель |
Как далеко готова забрести наша психика, переступив порог искусства?
Картинка, которая всплывает в воображении: Вена эпохи fin-de-siècle, «истина, скрытая под поверхностью», первые теории бессознательного в художественном. Сплоченное сообщество венских интеллектуалов – художники Густав Климт и Эгон Шиле, Оскар Кокошка и Рихард Герстль пересматривают традиционные идеи живописи; архитекторы Отто Вагнер и Адольф Лоос находятся на переднем крае югендстиля и венского модерна; Малер передает эстафету атональным иконоборцам Арнольду Шенбергу и Альбану Бергу; драматург Артур Шницлер шокирует зрителей исследованиями сексуальности посредством внутреннего монолога и скрытых ноток в потоке сознания; молодой Людвиг Витгенштейн, позже ставший одним из величайших философов 20 века, сражается со своими внутренними демонами, а Зигмунд Фрейд в своей скромной квартире неподалеку от Рингштрассе подвергает психоанализу любого, кто может позволить себе его гонорары.
Венский Cецессион превратил мир барочных дворцов, приторных вальсов и бакенбардов в эпоху ар-нуво, холодно-вежливой додекафонии и чисто выбритых физиономий (целью искусства является «показать современному человеку свое истинное лицо», по словам архитектора Сецессиона Отто Вагнера). Именно в ту пору понимание учеными и художниками природы инстинктивной жизни позволило создать культуру, в которой мы до сих пор живем. Так что если вас по-прежнему очаровывает пересечение искусства и разума, извольте любить и жаловать: Three ways of being, Три способа бытия. Подстрекатели и идеологи проекта, его продюсеры и кураторы – д-р Лилах Абрамски-Арази, нейропсихолог, художник и танцовщица, и д-р Асаф Рольф Бен-Шахар, психотерапевт, тренер и писатель – изучили новые аспекты иррационального в нашей бессознательной жизни, что привело к новым откровениям на тему того, как мы видим и воспринимаем, как мы мыслим и чувствуем, как мы реагируем и создаем произведения искусства.
Ben Kadishman, Untitled, oil on paper, 2017
Проект Три способа бытия состоит из трех групповых выставок. Каждая из них настроена на определенное состояние сознания. В Yavne's Art Workshop мы ощущаем, как блуждает наша психика, когда мы оказываемся в зоне фантазии; в Tova Osman's Gallery мы узнаем, что происходит, когда взгляд лишен четкой точки отсчета; в Florentine Quartet мы впитываем искусство, о котором нельзя говорить.
Три способа бытия. Три внешних пространства – пространства галерей. Три внутренних пространства: Fantasy, Tode ti и No Point of Reference. Приглашение сдаться недифференцированной реке сознания и подчиниться тому, что понимание здесь – из категории невозможного.
Avital Cnaani, Mountain surface, Graphite on paper, 2013
«Когда форма мира становится менее отчетливой, более жидкой и неопределенной, мы вступаем в иное состояние сознания, – говорит д-р Асаф Рольф Бен-Шахар. – Мы называем его трансом. Чтобы испытать мир с разных точек зрения, чтобы позволить невыразимому подняться вверх по нашим ногам, подобно легкому ознобу от прохладного ветерка, необходимо ощутить мир как уравнение со многими неизвестными. Бесконечные сенсорные стимулы движутся через наши фильтры и постепенно организуются в искомый мир; и тогда этот мир, который мы создали, становится реальным. Таков этот мир, и именно так я его вижу. Мы привыкаем к привычкам, которые организуют наш мир, мы становимся зависимыми от них. Но порой лед трескается, и в эти трещины, возникающие в привычных нам формах и нарративах, в эти тончайшие отверстия начинает течь вода. С одной стороны, не очень-то и приятно; с другой, происходит (или может произойти) что-то новое и неожиданное, какое-то новое движение».
Фантазия
Высокие деревья и лопасти ветряных мельниц, волки и Красные Шапочки, иголки для анестезии и поцелуи животных. Небо розовое, земля желтая, мои крылья парят высоко в воздухе. Металлический голос звучит откуда-то снаружи, из мира за пределами трещин, где трудно отличить людей от андроидов, и, возможно, это не имеет значения. Морские раковины увлекают нас в океан, к Посейдону, к сиренам, к последствиям кораблекрушения, где пиратские призраки поют свои отчаянно веселые песни.
Reuma Zoher Chayot, Collage, 2013
Фантазия – это промежуточное пространство между внутри и снаружи. Она создает параллельную вселенную со множеством параллельных миров – и позволяет нам задержаться в любом из них. Она раскрывает и скрывает, призывая наши собственные фантазии, и считывает их, оставаясь недостижимой. Она строит мосты между внутренним и внешним и создает новые способы увидеть, услышать, почувствовать, испытать. Быть в мире.
Альтернативный мир фантазии не похожий на наш собственный. У него свои законы, которыми мы руководствуемся, иногда забывая в процессе, что мир, который мы создали, более похож на тот, другой, внешний мир, который мы называем реальным, чем мы хотели бы это признать.
Liza Zabarsky, The centaur, Water colors and rapidogtaph on paper, 2013
Художники: Габи Кричели, Илан Саде, Хедва Реувен, Гони Харлап, Лиза Забарски, Юваль Кедар, Мааяна Вахтель, Лена Зайдель, Сиван Коэн, Ноя Шилони-Хавив, Рахель Кайни, Реума Зохер-Хайот.
tode ti
Я хочу этого. Только этого. Именно этого, у чего нет ни имени, ни названия, ни слов. Это приказывает нам протянуть руку и прикоснуться к этому пальцами, и почувствовать холод под нашими пальцами, почувствовать, что что-то скользит между ними, как рыба, попытаться это классифицировать, понять и объяснить, чтобы сказать об этом хоть что-то, кроме того, что это это, tode it.
Zohdy Qadry, Child, mixed media, 2012
В онтологии Аристотеля, в его учении об отношении между понятиями и чувственным бытием, существует несколько способов говорить о вещах в подлунном мире. Есть категории, которые свидетельствуют о составе вещи: вот, дескать, это сделано из дерева и железа. Можно также указать на функцию вещи: стол – это плоская поверхность, на которой мы размещаем еду. Мы можем говорить и о потенциале вещи: желудь – это семя дуба. Однажды он вырастет и станет дубом.
И во всех этих определениях мы можем обнаружить tode ti. Ибо tode ti является фактом указания на вещь, в частности, на конкретную вещь. Вот здесь слова заканчиваются. Нельзя ничего сказать, кроме как указать на вещь и сказать: вот и всё. Если мы будем настаивать на попытке поймать рыбу, она умрет в наших руках. Мы можем остаться с той вещью, которая есть, и посмотреть, что произойдет.
Художники: Арье Беркович, Авиталь Хнаани, Дганит Берест, Гали Канер, Михаль Нааман, Зохди Квадри, Рани Пардес, Рони Реувен, Шахар Яалом.
Без ориентира / без точки отсчета
Стул без спинки, рубашка без рукавов. Мы спускаемся по лестнице, держась за перила.
Нам нужны точки. Хотя бы как место для глаз, чтобы отдохнуть, а не работать слишком усердно. Нам нужны точки, хотя бы для запятых, для моделей, которые позволят нам организовать мир вокруг нас.
Nir Dvorai, Towards post urbanism 1, Silver print collage, 2015
Когда у нас нет ни шаблонов, ни каких-либо внешних маркеров, которые указывают нам ориентиры, очень легко заблудиться или запутаться; как я узнаю, когда что-то начнется и когда оно закончится, если нет системы, которая помогает мне организовать и упорядочить свой мир, как я могу понять, что от меня требуется и что мне нужно, и в соответствии с этим изменить свое поведение, даже на уровне восприятия мы создаем порядок в хаосе, стул без спинки, рубашка без рукавов дополняют изображения и звуки, чтобы мы могли организовать их в шаблоны некоего целого, когда у нас нет таких образцов, мы отправляемся в другие пространства, подрывающие привычное восприятие и нашу реальность, мы спускаемся по крутой лестнице без перил, и это не просто трудно или неудобно, это открывает перед нами возможности для чего-то нового, мы отправляемся на активный поиск вещей, чтобы открыть новые углы зрения и новые значения и создать новый мир, вне привычных шаблонов и внутри транс-потока в искусстве, которое не облегчает наше бытие, когда нет ничего совершенно ясного, и наш ум не может начать рассказывать знакомые истории и выводить значения, потому что старое уже расфасовано в коробки, в которые мы заглядываем, и есть возможность создать что-то новое, чтобы перейти куда-то от знакомой истории.
Lilac Abramsky-Arazi, Julia, Acrylic on canvas, 2017
Художники: Нир Дворай, Нив Борнштейн, Бен Кадишман, Лилах Абрамски-Арази. |
|
|
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|