Арт-пробег по Брюсселю: все оттенки Брёйгеля

Бельгийские художники не ездили в Париж, не имели детей, хотя и были счастливо женаты, а кто и дважды; добавляли в краску железо и сульфат, дабы получить излюбленный коричневый оттенок; ну а сюрреалисты столь удачно подражали Де Кирико, что вы просто приговорены признать их своеобычность.

Впрочем, бельгийские художники – определение вопиюще неуместное; фламандские мастера, да, и никак иначе.

Тёмная сторона Брёйгеля: все оттенки серого

В осенней Фландрии 2019 еще не отцвели восторги по поводу Года Питера Брёйгеля Старшего, разве что по случаю листопада выставки, ему посвященные, обрели иные краски. Зимние, скорее – учитывая экспозицию «Мир Брёйгеля в черно-белом» в Королевской Библиотеке Бельгии. Куратор выставки, глава графического кабинета библиотеки Йорис ван Грикен с двумя очаровательными дочурками стал моим трехчасовым Вергилием, убедив окончательно и бесповоротно, что „Bruegel is not who you think he is“.

Пора, наконец, поставить точки над «е» (фламандцы произносят его фамилию даже не Брёйгель, а Брюэгель). Начать с того, что при жизни он был более известен своими гравюрами, нежели картинами, ибо Старший-Мужицкий стал первым из тех, кто начал тиражировать произведения искусства. Сноровисто освоил новую технологию копирования изображений, а затем, вместе с предприимчивым издателем Иеронимом Коком – видным гравером, да к тому же членом риторического общества, – превратил Фландрию 16 века в центр эстампов. Последние, кстати, весьма необычно смотрятся в интерьерах Дворца Карла Лотарингского, где разместилась Королевская библиотека, – удивительной красоты здание, на два века младше Брёйгеля Старшего, которого тут изящно разоблачили до исподнего.

Черно-белое – это когда всё обнажено, когда линия не скрыта под трехсантиметровым слоем косметических ухищрений, как стыдливо прикрывающая плоть стареющая красотка; сквозь обесцвеченное видно всё. И грехи не скроешь – тут вам не пятьдесят, а как минимум пятьсот оттенков серого. «Семь смертных грехов», цикл из семи гравюр Брёйгеля, явлен на выставке со всеми предварительными набросками, равно как и аналогичное количество «Добродетелей». Рисовано пером; вырублено не топором, но оттиснуто на бумаге, оттенок – серо-коричневый. Лень – подушка черта, гласит фламандская пословица; женщине-Лени, прилегшей на осла-Глупость, не ускользнуть от лукавого, равно как и женщине-Гневу, и даме-Гордости, и тетке-Скупости, и толстухе-Обжоре, и мэтрессе-Зависти, и деве-Похоти. Те, кто пылают ненавистью и прочим, горят синим пламенем; так вот оно всё буквально. Впору разобидеться на автора за дам-с, обозвать его мизогином и сексистом, кабы не отзеркалил он греховных фемин в своих «Добродетелях», со всеми их Верой, Надеждой и Любовью.

      Bruegel [Heyden]. 7 péchés - Avarice. © Royal Library of Belgium

  Bruegel [Galle]. Sept Vertus -Tempérance © Royal Library of Belgium

       Bruegel [Galle].Sept Vertus - Force © Royal Library of Belgium

Наблюдать воочию за всеми этими рисунками, сделанными, в том числе, в Италии, куда Брёйгеля отправил вездесущий Кок и где тот зарисовал множество дивных пейзажей, обретших жизнь в гравюре, куда интереснее, чем читать самый захватывающий детектив. Потому что вам все время приходится что-нибудь разгадывать, ту самую secrecy – в том числе излюбленные фламандским гением народные пословицы. По сути, рисовальщик Брёйгель, говорит куратор, это зазеркалье воображения Брёйгеля-живописца, где отражены все главные темы грядущих его полотен. Оттого на установленных тут же сенсорных экранах можно рассмотреть подробности мелких и крупных чувств в многократном увеличении, распознать, чем заняты все эти крошечные фигурки, обнаружив для себя, к примеру, что пока зажиточные граждане стригут овец, бедняки стригут свиней. Что осел за школьной партой, уставившийся в ноты, мало чем отличается от иных сотоварищей-зубрил, хоть розгами их пори, хоть пчелами жаль. И что пока сильные поедают слабых, на них самих кто-то точит зубы – даже если он рыба (знаменитая гравюра о сути мироустройства «Большие рыбы поедают малых» отпечатывается в подсознании не на время, а навсегда). Все, в конце концов, одним миром мазаны, тем паче миро здесь – железо-галловые чернила.

Гравюры, говорит Йорис, не что иное как первые визуальные средства массовой информации. Хм, думаю я, коллега Брёйгель. И вглядываюсь в изображение небесных колесниц над галерами. Гравюры с рисунков Питера Брёйгеля Старшего, отпечатанные у Иеронима Кока, копировались вплоть до XVIII века, так что по миру по сей день ходят раритеты «второго отжима». Оттого они такие разноцветные: серые, сизые, черные, светло-коричневые. При увеличении видна точечная техника протравливания – чистый пуантилизм. Любопытно, что многие гравюры мастер рисовал сходу, без эскизов – к такому выводу пришел ученый ван Грикен и его коллеги по проекту Fingerprint («Отпечаток пальца»), в котором были задействованы самые современные технические методы.

Bruegel [Huys]. 2 galères derrière navire, 3 mâts et Phaéton © Royal Library of Belgium

  Bruegel [Galle]. Les Sept Vertus, Justicia © Royal Library of Belgium

        Bruegel [Cock]. Land. Fuite Egypte © Royal Library of Belgium

Ну а поскольку сатирик Мужицкий опрокидывал мир вверх тормашками и заставлял его выделывать коленца, экспозиция то и дело радует калейдоскопами и каруселями, где все кружит и скачет задом наперед. Скачут фигурки, скачут и предметы: вот, скажем, круглая пейзанская шляпа с залихватски воткнутой в поля деревянной ложкой заместо пера кочует с одной гравюры на другую, так что вы с детской радостью узнаете старую знакомицу. Да что там, узнаете в ученых с «Temperantia» подросших учеников «Парижской школы». Сплошной карнавал, мир наизнанку, глупость наизнанку, самопародия.

Графический брёйгелев мир вверх тормашками, равно как и гравюры прочих художников той поры, хранятся в коллекции Королевской библиотеки многие лета, однако впервые выставлены на всеобщее обозрение. Кто успеет сюда до 2 февраля будущего года, тому повезет. Детишкам особенно: все выставки в брюссельских музеях демократичны, человечны и щедры, как сам юбиляр, к тому же игривы и интерактивны. Скажем, пока Йонас увлеченно рассказывал мне о своих открытиях по части рисунков и гравюр Старшего-Мужицкого, дочурки его, как и прочий стар и млад, тут присутствующий, увлеченно копировали шедевры 16 века по трафаретам. И каждый чувствовал себя новым Брёйгелем.

    Bruegel [Galle]. Sept Vertus - Prudence © Royal Library of Belgium

В Королевском музее изящных искусств – шесть работ мастера, из них четыре брюссельские и две заглянувшие в гости. Здесь же, на каждом шагу, – брёйгелевские остановки: сенсорные экраны, где можно посмотреть в любом увеличении и просто полистать его работы с комментариями на любом языке. Его, Старшего, ибо в зале Брёйгелей на Горе искусств представлен еще и Младший, упоенно копирующий отца. Из шедевров Elder'а нас поджидают «Падение мятежных ангелов» (кунсткамера с мутирующими ангелами, восставшими против Б-га и Люцифера, с разбросанными по полотну частичками дракона о двух головах, уродцами всех мастей и красной шапкой ван Эйка – эту чудовищную коллекцию диковин Брёйгель, напуганный варварством Нового Света, поместил одновременно в начало и конец мира, в Бытие и Откровение), «Перепись в Вифлееме» (первый снег в истории искусства, все малые голландцы вышли отсюда), «Зимний пейзаж с конькобежцами и ловушкой для птиц», «Поклонение волхвов» (после долгих прений эта картина была-таки недавно аттрибутирована Брёйгелю) и «Падение Икара», чья родословная по-прежнему вызывает сомнения, ибо в Брюсселе их имеется две, одна на холсте, вторая на деревянном панно, однако полемика по поводу провенанса картин не утихает до сих пор. Как по мне, сомневаются зря – почти анекдотическое «Падение Икара» писано гением. Попробуйте отыскать тут главного героя, это ведь вам не пахарь за плугом; ну да, две ноги, торчащие из воды, это и есть Икар. А над ним кружат птичьи перья – весельчаку Брёйгелю не изменяет чувство юмора. К слову, «Падение мятежных ангелов», в течение нескольких столетий приписываемое Босху, впоследствии приписалось Питеру Джуниору, пока наконец, уже в 20 веке, на полотне не была обнаружена подпись самого Брёйгеля, который в какой-то момент карьеры изменил правописание своей фамилии, убрав из нее букву h.

Питер Младший тоже пытается запускать бумажных голубей прямо в небо. Но спутать их с отцом невозможно, несмотря на снег, крестьян и прочее: сын пользуется другим типом краски, а краски со временем поменяли тональность, да и душа у Младшего звучит как-то иначе. Оранжевый шар солнца, присевший за обнаженным до бесхитростности деревом («Перепись в Вифлееме») – как же он гениально прост; но нет, до подобных проблесков гениальности Джуниор так и не добрался. К тому же Старший выполнял заказы частных лиц, богатеев, которые чахли над полученными картинами как над златом, никому их не показывая. Более того, Старший вносил изменения прямо на панно, так что сын окончательного варианта работ не видел, работал по эскизам и переносил на свои копии то, что Бог послал.

Брёйгелю – брёйгелево, Босху – босхово

Брёйгель, в отличие от Босха, совсем не страшный. И вроде безумная Грета тянется к адову огню, но вас не обдает жаром; и треснутая яичная скорлупа не таит в себе готических монстров; и детишки мирно надраивают посуду, и пахари пашут, и волынщики волынят, и что-то пролетает мимо – да не какой-то там ангел Апокалипсиса, а в худшем случае Икар; в общем, после рандеву с Брёйгелем вы не станете биться в кошмарах.

              Bruegel. Tentation St Antoine © Royal Library of Belgium

                    Beyond Bruegel. © Willem Van Puyenbroeck

И всё же – нечистый попутал. Сценки из повседневной жизни с вкраплениями причудливого и сверхъестественного – так порождает чудовищ бодрствующий разум. Ан нет, чудовища-то на колесиках: мажорная тональность превращает чуд-юд в милых чудиков. И вот вы уже испытываете головокружение от этого гипноза, от влечения и отталкивания полярных миров, от будничности пороков. Картонные декорации так и ждут любопытного длинного носа: вот рабочие-строители взбираются на вершину Вавилонской башни, срисованной с римского Колизея – достичь ее невозможно, а можно лишь упасть; и тут же, на одной из строительных площадок, миляга каменотес безмятежно кормит с руки желтую птичку. Брёйгель шалит и резвится, втаптывая в снежок на полотне всю смеховую культуру средневековья; карнавализирует жизнь, вовлекая самых обычных людей-персонажей в фантасмагорию, аллегорию, ловушку, ибо кто бы ни ставил ловушек на картинах Брёйгеля, сам будет пойман.

Его озорные травестии, его живописные соти приглашают вас в атмосферу веселого бунта, где главными бандитами и проказниками оказываются дети (Хармс?). Да и взрослые им не уступают: в этом мире вверх тормашками привязывают дьявола к подушке, роднят друг с дружкой огонь и воду, кроют крышу пирожными, а крышку носят на голове, находят в горшке собаку, вешают колокольчик на кота, жарят целую сельдь ради икринки и писают на Луну.

     Bruegel [Cock]. Kermesse St-Georges © Royal Library of Belgium

  Bruegel [Heyden]. 7 péchés - Gourmandise © Royal Library of Belgium

За мифическими городскими воротами Брюсселя – Халлепорт – таится виртуальная вселенная Брёйгеля Старшего. Сугубо научные артефакты на выставке «Брёйгель. Путь в 16 век» (астролябии, циркули, весы и поверенная алгеброй гармония) уютно сосуществуют рядышком с технологиями дополненной реальности: надев 3D-очки, вы попадаете прямо в картины художника. Точнее, туда вас приглашает сам Брёйгель, симпатяга с пронзительными глазами. Чаще всего он оказывается совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки – выдержать взгляд его не так-то просто, ибо кажется, будто он все про вас понимает. Но ежели ваша совесть чиста, смятение вам не грозит. Посмотрите направо, говорит художник, видите этих крестьян, которые (далее описываются их деяния, изображенные на картине). А теперь посмотрите налево, ну а сейчас оглянитесь... Это всё он говорит, так что вы сами не заметите, как окажетесь прямо на поле «Битвы Масленицы и Поста», и на собственной шкуре ощутите, что вся эта мнимая реальная жизнь, названная сегодня виртуальной, – типично брёйгелевская аллегория, где люди играют символические роли, но частенько о них забывают. А с неба падает снег, и вам хочется подставить ладони, чтобы поймать снежинку, и этот Брёйгель в режиме real-time сродни Брёйгелю отнюдь не виртуальному, а настоящему, ибо картины его реальны абсолютно; на них даже библейские события перенесены в знакомую, узнаваемую среду; необычное в обычном.

А может, это просто сцена мира? Не вечного, а того, что сейчас? Сейчас-тогда, 500 лет назад, и 450, и вчера?

По поводу сцены, во всяком случае, нет никаких сомнений. Те же дети с поля «Битвы Масленицы и Поста» – хм, поглядите, как вот эта девочка, да и другие дети вроде бы делают то, что должно делать в подобной процессии, но в то же время то и дело выходят из роли. Или театральное действо «Триумф Смерти», увиденное глазами молодого человека, переведенное в реальность, данную молодому человеку не только в ощущениях, но и конкретно им переживаемую; а далее спектакль наблюдают уже разные персонажи картины, etc. Ну а после вы, уже без очков, поднимаетесь на крышу ворот и смотрите сверху вниз... на Брюссель 16 века. Причем в телескоп.

Брёйгель, конечно, великий притворщик, но иногда и он устает притворяться. Так кот мой, играя в прятки, всегда оставляет снаружи хвост.

Карнавалы перед Великим постом сотрясали во времена оны каждую деревню в Европе, вызывая смех и радость и переворачивая Мировое Яйцо с ног на голову. И землю усеивали сломанные яичные скорлупки, поскольку кухарка уже нагревала чугунную сковороду, дабы приготовить следующую партию блинов.

                Beyond Bruegel. © Willem Van Puyenbroeck

                 Beyond Bruegel. © Willem Van Puyenbroeck

               Beyond Bruegel. © Willem Van Puyenbroeck

Кто-то убегает в сон и мечту, кто-то рожден, чтоб сделать их былью. Вот и фламандский чудотворец переносил инфернальное босхово в замысловатую народную жизнь. Окончательно полюбить брёйгелевских простолюдинов, таких славных и толстеньких в своих зимних прикидах, вы обречены в самом центре Брюсселя, на Горе искусств, где проходит выставка «За гранью Брёйгеля». Пухлые снежинки, будто тоже одетые в зимние тулупчики, валятся с неба прямо на вас, вокруг вырастают пряничные домики с обледеневшими крышами, бредут по деревне крошечные укутанные человечки. У каждого человечка, уверяет Брёйгель, есть свое место на земле, и это место – деревня. Реальность в белую крапинку оказывается виртуальной, своеобразным таким пуантилистским экраном, прекрасным и ужасным брёйгелевским миром. Миром, в который вы можете запросто войти: панорама всего человеческого окружает вас со всех сторон, с обзором в 360 градусов. Всё ощущается настолько реально, что кажется, словно люди и деревья выходят из картины, и дети катятся вам навстречу на своих коньках, и беснуется городская площадь.

Ну и снег, конечно. Поклонение волхвов в снегу – в каком Вифлееме это видано?

Pieter I Bruegel, Winter Landscape with a Bird Trap, 1565, oak. Royal Museums of Fine Arts of Belgium, Brussels, inv. 8724 © RMFAB, photo J. Geleyns, Ro scan

Pieter I Bruegel, Census at Betlehem, 1566, oak (c) Royal Museums of Fine Arts of Belgium, Brussels, inv. 3637

Pieter I Bruegel, The Fall of the Rebel Angels (c) Royal Museums of Fine Arts of Belgium, Brussels, photo J. Geleyns, Ro scan

Брёйгель, веселый, щедрый и ненасытный, с пантагрюэлевским аппетитом к жизни, в особенности жизни крестьянской, тонко передавал борьбу между разными состояниями бытия. Буйным масленичным карнавалом и серым постом (вот и еще один оттенок серого), веселием толпы и ослом в школе, белейшим снегом с его охотниками и отпечатками лап – придет декабрь, вспомните, только для этого нужно выехать из Тель-Авива куда подальше; лучше всего во Фландрию, в зимнюю сказку. Кто-то увидит в космических «Охотниках на снегу» картину мира, кто-то – икону, кто-то, как фон Триер, конец света.

После смерти Брёйгеля многие пытались воссоздать его магию, в особенности его собственные сыновья и внуки. Правда, из уважения к Старшему они вернули своей фамилии утраченную букву h – дабы хоть как-то отличаться от великого и популярного предка. Он был Bruegel, они – Brueghel. И Pieter Brueghel the Younger Адский, и Jan Brueghel the Elder Бархатный, и прочие представители династии, чья фамилия буквально означает «маленькая деревня».

Питер Брёйгель Старший умер в возрасте 45 лет, оставив после себя ровно 45 картин маслом. Так что сыновей своих, коим не было еще и пяти, обучать никак не мог; поговаривают, что их наставницей была Майкен Верхулст, их бабушка, сама по себе отличный миниатюрист. Вот и получилось, что Ян Брёйгель Старший, он же Бархатный, он же Цветочный, сделался одним из самых выдающихся и, что немаловажно, самых успешных фламандских художников рубежа 16-17 веков. Выставка «Рисунки Яна Брёйгеля Старшего», открытая в доме-музее Снейдерса и Рококса в Антверпене, позволяет оценить и линию благородных кровей, и реалистичность его вымышленных черно-белых пейзажей, и глубину подтекста.

Собственно, Питер Брёйгель Старший был единственным великим фламандским мастером, имеющим столь обширное потомство; у его последователей наследников не наблюдалось.

(Продолжение следует)

Автор выражает особую благодарность Visit Flanders за восхитительные впечатления

© Lina Goncharsky
© L.G.Art Video