«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
|
Голые страусы
30.12.2019Инна Шейхатович |
Ариэль Вольф, актер, режиссер и хореограф, поставил спектакль «Эдип: триптих». Эта работа экзотична, как новогодняя елка с игрушками в зимнем Израиле, и эротична, как походка Мерилин Монро.
Спектакль, как и театр «Тмуна», в котором он родился, есть пространство андерграунда, эпатажа и манифестированной новизны – решительный противовес репертуарному театру с его в угоду кассе нарядно сшитыми мюзиклами и аккуратными мелодрамами. «Тмуна» – шторм. Ветреный перекресток. У «Эдипа», кстати, именно такой подзаголовок: «Сценическая загадка о перекрестке дорог».
На белой пустой сцене живописное, почти сюрреалистическое дерево. Человек, одетый в нечто кипрско-греческое, поет на гортанном наречии, будто молится или придумывает мир. Играет на дудочке. Он вроде архитектора, создателя, Б-га. Вокруг тусуются одетые так же, как люди в зале: маечки, топики, шортики. Но вот они встают на четвереньки и отвечают на вопрос, которым мифический сфинкс повергал в прах многих. Вернее, пока на первую часть вопроса: «Кто утром на четырех ногах?». Кто же? Человек-зверь.
Человеки-звери дерутся за листья салата, кусают друг друга, насилуют. Треплют музыканта по лысине, занимаются какой-то первобытной гимнастикой. Жадные, бездумные, похотливые Адамы и Евы забавляются и воюют. Пробежка-танец замирает, когда женщина рожает дитя. Медленно. Мучительно. Оно выползает между ее ног, возникает – и создатель укрывает его пеленкой. Голое дитя, гибкое, дикое, бесстыдное. Звуковой фон этой части спектакля – жужжание цикад, щебет птиц, плеск воды, словом, все музыкальные атрибуты рая.
Вторая часть – с вопросом «Кто в полдень на двух ногах?» – плотоядный разгул, стол с белой скатертью, плоды, брызжущие соком. Дамы обнажают грудь не для кормления чада, но для соблазна. Слова «гармония», «Эрос», ножки в отчаянной арабеске, борьба за выживание, снова бой за листья зеленого салата. Живописно выглядит сцена – изорванные цветы, травинки и прочий природный мусор. Тут музыка дополняет или противоречит действию, накрывает этих йеху в их вечных попытках поесть и насладиться. Бетховен, Прокофьев, Чайковский. Будто удачные клоны божьи, они маячат наверху. К слову, никогда прежде не случалось мне видеть, как делают кунилингус под Чайковского. А Allegretto из Седьмой бетховенской симфонии словно созидает оргастический апокалипсис: тела беснуются, извивания более изощренны, нежели в первой части. Речь бедна и не имеет глубокого смысла, вопросы риторичны. Разве что актриса Лена Фрайфельд телом, магической игрой волос создает метафору вечного человеческого вопроса, тайны, сфинкса.
Балаган, кабаре второй части жизни-истории пройдены. Третья часть – Софокл, «Царь Эдип». Тоги, винтажные (под старую Грецию, под времена власти целого парламента богов) украшения. Текст – сложный, громоздкий, благородный. Будто режиссеру Софокл нужен как еще один аргумент, еще одна краска, антитеза в бессловесном и бездушном мире. Как лучик мудрости. Как знак присутствия мысли.
Мор и голод, беды, болезни в государстве. Царь Эдип желает разобраться. Принять меры. Наказать виновных. Бюрократическая машина работает медленно. Все делается из-под палки. Велеречивые слуги не спешат. Постепенно, неотвратимо, страшно раскрывается правда. Пророки и свидетели докладывают, дополняют друг друга. И вот царь понял: он убийца. Он – причина всех несчастий. Цепь событий, жестокость и мракобесие, мозаика суетливых эпизодов. Невнимание царя к другим, тайны и обманы ведут его к короне, к женитьбе на собственной матери.
Надо сказать, что режиссер и актеры выстроили все точно, мощно и бескомпромиссно. Тончайшая нюансировка соединена с цирковыми трюками, каких в рукаве Ариэля Вольфа не счесть. И Эдип в исполнении Шломи Бертонова (наследника того великого Иеошуа Бертонова, актера «Габимы», имя которого один из залов национального театра и носит) аристократичен и жесток. Как все цари до и после времен.
Действие раскручивается, взрывается, царь убивает свидетеля. Царь думает: так меньше проблем. Тишина. Перекресток – это загадка. Есть много вариантов продолжить путь. Есть ли верный маршрут? Да, нет, неизвестно. Поникшая голова хрупкого пророка Тересия (Наама Прайс). Тишина. В эпилоге ряженый бог, будто он сбежал из КВН, из кафешантана, простирает руку навстречу голому субтильному Адаму. Как на фреске Микеланджело. Они равнодушны, они застыли в знаменитой позе. Пальцы не соприкоснутся. Даже намека нет. Ничего не рождается. На перекрестке дорог кого-то убьют, кто-то уйдет безнаказанным. Родовые муки. Женщины прикладывают ребенка к груди. Седой бог Бах альтовой арией расскажет о возможности идеала.
Что такое третья нога? Посох странника? Костыль инвалида? Религия, власть, мода, предрассудки? Почему мы позволяем себе быть такими уродами? Почему мы готовы отдать все за метафорический лист капусты? Почему мы – как эти страусы, которых на последнем луче сценического света изобразят актеры ансамбля Ариэля Вольфа – прячем головы в песок глупой суеты, забыв прикрыть, извините, голый зад?..
Фото: Росселло Шмария |
|
|
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|