«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
|
Этгар Керет: «Мы пришли из черной дыры – и идем в черную дыру»
19.07.2013Инна Шейхатович |
Этгар Керет – имя громкое. При том, что человек он очень тихий, скромный, совершенно не фанфарный. (Хармс, Ионеско и Беккет одобрительно кивают.)
«Этгар, откуда ваша фамилия – Керет?» – «Папина фамилия была Кротоцовский, он родился в Барановичах. Кажется, это на границе Белоруссии и Польши. Просто Белоруссия? Да? А мама всегда говорила, что я пишу как польский еврейский писатель. Не израильский, а еврейский, родом из Польши».
Этгар Керет занимается неблагодарным делом: созданием «малой прозы». Рассказы – эксцентричные, горькие, маленькие – с ладошку! – сделали его любимым и признанным автором. В Санкт-Петербурге Этгара Керета сочли лучшим из всех зарубежных писателей, чьи тексты переводились на русский. Его рассказ «Разбить свина» израильские школьники проходят в школе.
...Папа не хотел купить ребенку игрушку. Но заставлял пить какао. Решил платить за каждую выпитую чашку. И купил сыну свинью-копилку. Чтобы прятать в нее монетки. Свин по имени Песахзон превратился в любимого друга мальчика, умного, все понимающего. Момент, когда папаша потребовал от ребенка разбить копилку, чтобы достать деньги, стал для мальчика не просто испытанием – но той самой чертой, за которой, пережив страдание, взрослеет душа.
«Вы когда-нибудь задавались вопросом, в чем смысл жизни?»
Это фраза из анимационного фильма «$9.99» (производство Израиль-Австралия), снятого по сценарию Керета. Даже странно: такие простые рассказы, в которых мало слов, будто сочинитель вычеркивает, отжимает все лишнее, внедряется сразу в сердцевину, в суть, чтобы, как предостерегал Чехов, не врать в начале и в финале, и – «смысл жизни»?
- Этгар, кого вы считаете самым важным автором? Хотелось ли вам когда-нибудь быть похожим на писателя Х или писателя Y?
- Быть, как кто-то, не хотел. Никогда. Но влияние было. Многих. Я всегда вообще-то любил читать. И совершенно не думал становиться писателем. Довольно долго не собирался. До армии. В армии занимался компьютерами, по роду службы долго сидел один, рядом – никого. И я написал рассказ. Короткий. Утром пришел мой сменщик. Я хотел показать ему рассказ. Парень сказал: «Я не хочу. Топай отсюда».
Я пошел к своему брату. Постучал в дверь. Было шесть утра. «Я написал рассказ. Хочешь прочитать?». Брат был мне не рад. «Сейчас шесть утра. Моя подруга спала, ты ее разбудил. Она злится». Он пошел гулять с собакой, сказал, что прочтет по дороге. Собака сделала свои дела – и брат завернул собачьи какашки в листок, на котором был мой рассказ. Но ничего страшного не случилось – текст остался у меня в компьютере. Так я начал писать. Это был мой первый рассказ, «Трубы». Потом я назвал так свой первый сборник.
- Сборник имел успех?
- Можно и так сказать. Я ведь пишу только рассказы. Это совсем не израильский жанр. Каждый раз, когда я приношу издателю новый сборник, он меня обнимает, поздравляет – и с надеждой шепчет: «в следующий раз – роман». И это понятно. С одной стороны – мы молоды, страна молода, а с другой – нам тысячи лет. Мы пришли из черной дыры, оставив за собой могилы и Катастрофу, и идем в черную дыру, потому что не знаем, что будет завтра. У нас есть маленькая точка. Наше сегодня. И мы стремимся сделать про это эпос, зафиксировать себя, создать что-то, что продлит нас, обозначит наше присутствие. Есть анекдот. Разговаривают наполеоновский солдат и швейцарский солдат. Наполеоновский солдат говорит: вы воюете за деньги, а мы – за свое достоинство. А швейцарец отвечает: да, каждый воюет за то, чего у него нет.
У нас есть свой особый «горький» эффект. Мы горестные, отравленные еще из дома, от корней. Мои рассказы – соединение фрагментов. Я не пишу то, что просят. Я пишу о том, что вижу. Хотя воспитывался на примерах великих романов. Эпос – это не я, но пока я иду из одного дома в другой, я успеваю увидеть всю нашу жизнь. Увидеть, как новый репатриант и эфиоп ссорятся с равом из-за чьей-то чересчур короткой юбки. Мы – мгновенные, не вековые дубы, а только листья. В астрофизике исследуют встречу небесных тел, они путешествуют в астрале, встречаются и – бум! – происходит взрыв. Мы описываем это самое «бум». Мы сотканы, построены из парадоксов. Невозможная, почти нереальная встреча религий, самоидентификаций, языков, культур – это мы. Древность и юность, фашизм и гуманизм, сионизм и расизм – полифония. Мы – полифония. Какие мы? Консервативные, в субботу не ездим и вообще ничего не делаем, потому что этот день называется субботой – и тут мы похожи на Иран. Но когда надо найти представителя на «Евровидение», мы выбираем трансвестита. Из всего своего населения. Как могло быть в Калифорнии. Мы наполовину Иран, наполовину Калифорния. Смесь высоких технологий – и примитивизма.
- Не слишком радужные перспективы… Вам когда-нибудь хотелось уехать из Израиля?
- Нет, я всегда, с завидным постоянством отказываюсь от предложений поехать преподавать в США. Мне это не интересно. Я – отсюда. И здесь буду жить. Я пишу один, у меня одинокая работа, это – вакуум, но за его пределами я – со своими.
Ваш язык – разговорный, со сленговыми вкраплениями. Как вы его для себя создавали?
- Я пишу на разговорном языке, который наполовину сленг, наполовину ТАНАХ. Такого явления нет нигде в мире. Всюду или высокий язык, или базар, улица, сленг. У нас «тов, ялла, бай» – это смесь Берешит, арабского, английского. Высокое и низкое у нас рядом. То же и вся наша жизнь. Длинная история живет рядом, вместе с тем, что родилось вчера. За двадцать лет ни один премьер-министр не завершил свою каденцию. Приходит Ави, и мы говорим «о, война», приходит Моше – и мы радуемся «о, мир». Биполярность плюс гиперактивность – вот что такое мы.
- С каким жанром искусства вы ассоциируете государство Израиль?
- С реалити-шоу.
- Вашу ленту «Медузы», снятую в соавторстве с супругой Широй Гефен и вызвавшую большой интерес на Каннском кинофестивале, назвали сюрреалистической...
- Может, это просто завуалированный комплимент для дебютантов, кто знает?
- Откуда взялись деньги для фильма, кто помог?
- Был у нас спонсор. Но с ним и с актером Герой Сандлером была очень смешная история. Появился спонсор. Сказал, что дает деньги. На роль главного героя мы выбрали Геру Сандлера. Нам все в нем подошло, и внешность, и акцент, и личность. А спонсор и говорит: я хочу видеть в этой роли другого актера. Знаменитого. Такого, как Лиор Ашкенази. Мы не согласились. Спонсор забрал свои деньги – и ушел.
- И не вернулся?
- Нет. А я одолжил денег – и сделал фильм. Так и живем: зарабатываем на книгах – тратим на кино.
- В состязании израильских картин ваши «Медузы» были не очень-то любовно приняты.
- И ничего не получили. Да и я в Израиле не получил ни одной литературной премии.
- А премия главы правительства?
- Это не премия, это стипендия.
- Мир вас любит больше, чем родная страна?
- Это даже не вопрос любви, я где-то выпадаю из устава по раздаче премий. Я же пишу рассказы. А это не оговорено уставом.
- Как у вас складываются отношения с переводчиками?
- Все хорошо. Хотя им трудно. В русском языке, скажем, нет многих истинно израильских выражений. Что-то все же не переводится. Однажды я был на презентации моих книг в переводе на русский в Москве – она проходила в маленьком зале, было много людей. Все стояли, а мне предложили стул. Я отказался, а мне сказали, что Путин, когда выступает, сидит. И я сел. Там еще был смешной случай. Меня вез шофер, который какое-то время прежде жил в Израиле, в Хайфе. Потом вернулся в Россию. Я спросил, почему. Он сказал: ну, приведи мне причину, по которой в Израиле лучше жить, чем в России. Я сказал, что в Израиле средняя продолжительность жизни на десять лет выше, чем в России. Он спросил: а сколько в России? Я ответил, что, кажется, 52 года. Он сказал: о, при такой жизни это даже чересчур.
- К слову: вы ходите на выборы?
- Всегда! Я считаю, что это и наше право, и наша обязанность. Я хожу на все выборы: главы правительства, мэра, местных органов власти, даже в домовой комитет. И не уважаю тех, кто не ходит. Если я за границей и приближаются выборы, то я стараюсь сделать так, чтобы вернуться к нужному числу. Мои родители чудом спаслись в Катастрофе. Мама прошла варшавское гетто, а папа и его родители были единственной семьей, которая вся уцелела в войну в Барановичах. И я обязан использовать свои права еще и за них, за тех, у кого не было этих прав. «Выборы? Фи!» – так говорят избалованные, те, кому на все и на всех плевать.
- Вы преподаете литературу в нескольких израильских университетах. Что вы можете сказать о своих студентах?
- Я преподаю студентам, которые делают вторую степень. Мне это интересно. Жаль, что эти ребята стесняются своей профессии, говорят о ней вполголоса, будто признаются в том, что они алкоголики. А на самом деле преподавать литературу в школе – разве это не важно? На мой взгляд, это здорово. Все оттого, что у нас никогда не было главы правительства, который пришел бы из искусства. Из книжной работы. Были люди от армии, от сельского хозяйства. И никогда на этом посту не было писателя. Это у народа Книги! Еще смешная вещь – я много смешного всегда вижу: в тихоне в Рамат-Гане мне сказали, что школа гордится двумя знаменитыми своими учениками. «Это ты и Лимон Ливнат, министр культуры». «Как, сказал я, Лимор Ливнат тоже закончила эту школу?» – «Нет, ответили мне, ее отчислили за неуспеваемость».
Израиль привык говорить о своих достижениях в хай-теке, в военных делах, в сельском хозяйстве. А истинные успехи совсем не там. Не этим надо бы хвалиться. Или не только этим. Мы многое теряем из-за собственной зашоренности. Говорим, кричим об отваге. О героизме. Жертвы и героизм – это из жизни любого народа на земле. Отвага – это то, что в душе. Напоказ – это уже хвастовство. И фобии – не лучшее средство воспитания. А мы многое строим на фобиях. Когда-то я написал мюзикл «Операция «Энтеббе», это была сатира. Сатиру еще понимают, поэзию – нет. Стихи не вызывают уважения, не стоят у нас ничего. Нет поэта, книги которого были бы проданы в количестве более 1000 экземпляров.
- Вы нередко погружаете читателя в некомфортную атмосферу, заставляющую ерзать при чтении.
- Сам я себя чувствую при этом совершенно свободно. Просто и свободно. Может, так я и живу.
- Удается избежать официоза? А в Каннах, на фестивале, вы были в костюме и галстуке.
- Пришлось, там иначе не пускают.
- Но при этом чувствовали себя, как на Пурим?
- Однозначно. |
|
|
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|