Ностальгические ценности Элиаса Файнгерша

Элиас Файнгерш, в прошлом – москвич, далее – рядовой музыкант в оркестре Метрополитен, ныне – лучший музыкант Швеции, превращает соло на тромбоне в фантастическое шоу. Композитор, модернист и импровизатор, он числится по ведомству единственных в мире, кто играет на тромбоне с двумя раструбами (специально для него изготовленным в Германии), который звучит и как тромбон, и как труба, и как другие духовые инструменты. На сцене он творит саундтрек своей собственной жизни, проигрывая картины из путешествий странствующего менестреля и сопровождая их элементами драмы, вокала и даже клоунады. Оттого концерты Файнгерша скорее можно назвать аудиовизуальными перформансами.

- Элиас, что для вас в искусстве вообще является важным, главным, необходимым?

- Трудный вопрос. Вот, например, вы давно не живете в России, но продолжаете смотреть русские мультфильмы. И вроде есть другие мультфильмы – интереснее и лучше нарисованные – но вы смотрите русские и детям своим показываете именно те мультфильмы, на которых выросли сами. Не потому, что они – самые замечательные в мире, а потому, что вас это трогает. В искусстве это – большой пласт. Я его называю «ностальгическая ценность». Дескать, я рос, мне нравились эти мультики, и вот сейчас, когда я их смотрю, я переживаю те же чувства, и для меня это очень ценно. Ценность, которой вы дорожите, в искусстве имеет огромное значение. И поэтому то, что вас трогает как человека, для меня важно.

С другой стороны, для меня основным является коммуникация с людьми. Есть один человек – и есть другой человек. Их встреча и диалог являются предметом искусства. Если действительно все происходит как надо, то оба уходят с этой встречи, приобретя и унося каждый что-то свое: вы улыбнулись своим воспоминаниям, которые навеяло музыкой, вы подумали о ком-то…

- У вас есть ритуал перед выходом на сцену?

- Ритуала как такового нет. Но есть подготовка за несколько дней до концерта, не говоря уже о том, что нужно знать материал. Казалось бы, вроде его знаешь, но прошло уже несколько месяцев, с тех пор как ты играл именно это произведение, и ты выходишь и… «ой, а как же там дальше было?» Вот это чувство я ненавижу и боюсь его. Поэтому всегда выхожу подготовленным. Кроме того, важна физическая форма аппарата и моя физическая форма. И, конечно, настрой, ведь каждый концерт – это обмен энергией.

- Говоря о физической форме, вы имеете в виду какие-то систематические физические занятия?

- Я стараюсь дома постоянно тренироваться. Был такой дирижер Рафаэль Кубелик, который сказал как-то: «Настоящая свобода – это высшая форма дисциплины».

- Вы учились в Manhattan School of Music, откуда вышли многие известные джазмены. А в основе джаза лежит импровизация…

- На самом деле я учился на классическом отделении, но брал уроки джаза. У меня с импровизацией отношения сложные. Я люблю импровизировать и делаю это с удовольствием. Бывает, что я импровизирую совсем с нуля – это называется свободная импровизация, взял и заиграл. В некоторых вещах я оставляю себе кусочки абсолютно свободные, где могу импровизировать в зависимости от настроения. Если же речь не идет об импровизации, тогда всё выучено очень скрупулезно. Основной костяк, конечно, – это выученный материал.

- То, что вы делаете с тромбоном на сцене – разбираете его на части и играете даже на мундштуке – ведь обычно так тромбоном не пользуются?

- Обычно нет. В принципе, наверное, есть музыканты, которые так могут, именно с точки зрения техники. Но я использую эти приемы как часть театрального сюжета. И в этом смысле я один из немногих. Я играл когда-то в Королевском театре Дании, в спектакле «Гадкий утенок». Там я тоже разбирал тромбон, и это было частью замысла. Гадкий утенок сначала был очень маленький и несуразный, его все тюкали – поэтому я играл только на мундштуке. Потом он вырос и превратился в прекрасного лебедя – и инструмент зазвучал во всей своей мощи. В новом спектакле «Faingersh off the Opera» я тоже использую этот прием. Думаю, что-то из этого спектакля я обязательно сыграю на концерте в Израиле.

- Ваш знаменитый тромбон с двумя раструбами – это дань имиджу? Или второй раструб действительно необходим для исполнения?

- Это зависит от произведения. В каких-то произведениях необходим второй раструб, в каких-то – нет. «Гамлета», например, я всегда играю с двумя раструбами. Если второй раструб не нужен, я стараюсь играть без него, хотя бы потому, что инструмент становится легче. Когда стоишь 2-3 часа на сцене, вес имеет значение.

- Электронная аппаратура у вас тоже весьма необычная. Она сделана на заказ?

- Электроника очень тщательно подобрана. Что-то делалось с учетом моих замечаний. Фирма-изготовитель прислушалась к мнению артистов, которые работают с их техникой, и к моему в том числе. С этой машиной я и работаю сейчас. Благодаря ей я могу наслаивать одну партию на другую. Но, подчеркиваю, я всегда играю вживую. Даже если вам кажется, что мой тромбон звучит как большой оркестр.  Все происходит здесь и сейчас.

- У вас есть студийные записи? Планируете ли вы издавать новые?

- У меня есть пластинки, которые вышли довольно давно. А сейчас я уделяю больше внимания видеофильмам. Практически каждый год у меня выходит новый музыкальный фильм. Сейчас в моей видеотеке «Гадкий утенок», «Гамлет», «Сон Ромео», «Саундтрек моей жизни». Сейчас мы готовим «Faingersh off the Opera». 

- Не было желания сыграть где-нибудь в Масаде или в старинном амфитеатре, например, в Кейсарии?

- Уже много лет мы говорим о Кейсарии, но там своя специфика.  Близкого контакта с публикой уже не будет. То есть если на 500 мест это реально сделать, с залом на 3 тысячи – гораздо сложнее. Что-то теряется.  Я играл в больших концертных залах на 3 тысячи человек и на рок-сцене с аудиторией в 10 тысяч человек, играл и в маленьких клубах. И каждый раз, даже если ты играешь ту же самую музыку, все равно должен быть другой подход. Это как писать картины – можно сделать крохотную миниатюру, а можно полотно. Но попробовать я бы хотел, конечно.

- Есть залы, где недостаточно хорошая  акустика. Как вам работается в таких залах?

- Когда вы говорите, вы слышите свой голос иначе, не так, как он звучит в записи. Когда вы играете, происходит то же самое. Ведь акустика – то, что приходит к вам обратно; когда вы играете не то, что вы слышите, а то, что возвращается… Это как общение. Вот мы с вами сейчас говорим, и я корректирую то, что говорю, в зависимости от вашей реакции. С акустикой принцип такой же – это работа с реакцией, причем это может быть и реакцией зрителя, и реакцией физического зала. И для меня эти две вещи очень взаимосвязаны: акустика и диалог со зрителем.

Как-то раз я гулял с братом в одном из парков Нетании и взял с собой мундштук, играл на нем. В парке сидели ребята и пили пиво. Один из них подошел ко мне и спросил, что я делаю. Я ответил, что играю на этой штуке. Он попросил: «Сыграй». Я начал играть, и остальные тоже подошли меня послушать. И я понимаю сейчас, что это был самый настоящий концерт. Что я могу сыграть на мундштуке, в парке под открытым небом перед слегка подвыпившей молодежью? Наверное, что-то смешное, комичное, не слишком сложное. И я сыграл, и они смеялись. Если спросят, были ли у меня творческие удачи, я отвечу – вот это одна из них.

Концерты Элиаса Файнгерша пройдут в зале «Викс» в Реховоте 30 января и в зале «Раппопорт» в Хайфе 6 февраля. Билеты по телефону 052-2740311 или здесь.