«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
|
Смертельный анекдот в пыли со вкусом яблок
10.12.2022Инна Шейхатович |
Иерусалимский театр «Хан» поставил спектакль «Чистый дом» по пьесе американской драматургессы Сары Рул. Эта эксцентричная писательница провозгласила себя противницей Фрейда, ученицей Шекспира и последовательницей древних греков. Плоды творчества упомянутой дамы отмечены различными театральными премиями, а сама она – многочисленными титулами. Две ее пьесы стали финалистками Пулитцеровской премии в области драматургии, Сара Рул номинировалась на театральную премию «Тони» за лучшую пьесу, и прочая. Одним словом – зарубежный авторитет.
Сразу скажу, что театр «Хан» – одно из моих любимых мест в Иерусалиме. Есть еще, разумеется, Музей Израиля, где проходит множество интереснейших выставок и прочих мероприятий, и Кнессет, где депутаты всячески думают о народе, но «Хан» – мой фаворит. Этот маленький отважный театр живет своей творческой, очень камерной и серьезной жизнью в Вечном Городе, который, по моим впечатлениям, к лицедейству относится с некоторой опаской.
Пьесу Сары Рул «Чистый дом» перевел на иврит Эли Биджауи, режиссером спектакля выступила Тамар Кеенан. Получилась трагикомедия, похожая на коктейль из шампанского, горького отвара ромашки и успокоительных таблеток. В процессе развития действия летят во все концы сцены яблоки. И прекрасный актер Эрез Цафрир идет через сцену в бурю, противясь ветру и снегу. Потом он – в такую же погоду – идет обратно, волоча за собой странный элемент декора провинциального кафе: искусственное дерево с раскидистой резиновой кроной. За этим деревом он якобы ходил на Аляску, пытаясь спасти свою безнадежно больную любимую. И не убоялся трудностей – на артиста был направлен поток воздуха от интенсивно раздувающего его шарф вентилятора. Зачем он, сценический персонаж доктор Адам, знаменитый хирург, ходил за моря и за леса? Вероятно, в листьях вытащенного на сцену зеленого творения дизайнеров таится нечто врачующее.
Но я забегаю вперед. Вся эта юмористически-драматическая история происходит в доме супругов-врачей: Лиз и Адама. У них трудится бразильская горничная Матильда, которая больше всего на свете ненавидит занятия уборкой. Ее увлекает совсем другая деятельность. Она хочет придумать совершенный анекдот. Юмор, шутки и анекдоты были самой большой страстью ее родителей, ее мама и умерла от смеха. А папа покончил с собой, не будучи в состоянии жить без любимой. Матильда оказалась в чужой стране, в чужом доме – и изо всех сил пытается манкировать своими новыми обязанностями.
Хозяйка дома, элегантная горделивая Лиз, призывает горничную вспомнить, для чего она все же трудится. А вот сестра Лиз, Софи, очень любит заниматься уборкой. Охотно чистит, моет, аккуратно складывает вещи. Софи не понимает, как можно оставаться равнодушной к этому виду деятельности. И она предлагает Матильде помощь. То есть – Софи просто будет сама убирать дом сестры, вместо одержимой творчеством дочери бразильских юмористов.
Интересная драматургическая деталь: сестры плохо ладят друг с другом. Ссорятся чуть ли не до драки. Но в целом обе они такие себе милые и обаятельные.
И все было бы хорошо, да что-то пошло не так. Адам, талантливый хирург и уважаемый специалист своего дела, влюбляется в пациентку. Он, как выясняется, нашел в ней родственную душу. Обрел свою утерянную половину, стало быть. И Адам уходит к ней жить. Она не юная, не хищная – душевная такая тетенька. С ней герой пьесы обретает гармонию и ощущает – впервые в жизни! – истинный вкус яблок.
Матильда, взыскующая юмористического Олимпа нерадивая горничная, тоже оказывается вовлеченной в новую жизнь: она делит свое рабочее время между бывшей хозяйкой и новой. По-видимому, создатели спектакля пытались воплотить в этом образе хороший пример терпения и человеколюбия. К концу пьесы все персонажи смирились с тем, что харизматичная горничная и швабра – вещи несовместные.
На сцене взаимодействуют и сообщаются салон Лиз и балкон Аны, новенькой любви Адама. Причем балкон, который появляется на довольно краткое сценическое время, оборудован так подробно и детально, так перегружен листвой и кустарниками, будто сценограф Загар Шоаф предполагал сам там жить и творить.
Горе и любовь сплачивают всех женщин, они общаются, сочувствуют, лирически вздыхают – из самой глубины души. Потом Матильда рассказывает свой идеальный анекдот – и Ана умирает от смеха. Очень приятная, вероятно, смерть.
Зрителей знакомят и с родителями Матильды, с мамой и папой; они возникают как бы в памяти дочери, в виде танцевальных вставок. Темпераментно пляшут и смеются от души. Эти люди весело живут, и с улыбкой уходят из жизни. Возможно, режиссер спектакля увидела здесь пример для зрительского подражания?
Теперь о хорошем. Актеры театра «Хан» всегда органичны и интересны. Совершенно новый, не повторяющий свои оригинальные находки из прежних работ Эрез Цафрир. Он играет и Адама, и папочку Матильды. Интересна, достоверна и убедительна в этом калейдоскопе смеха и слез Ирит Паштан – Лиз. Оделия Море-Маталон в роли Софи и комична, и трогательна. Кармит Месилати играет Ану. Ей же было доверено изобразить решительно двигающую бедрами в ритме самбы маму Матильды. Она пытается сделать невозможное: играть тут нечего, нет никакой роли, но она играет! Матильда – Сюзанна Папян – просто очаровательна. Характер, который не прописан, не подтвержден текстом, и построен – как и остальные в этом театральном коктейле – без психологической логики, актриса зримо создает и наполняет своим обаянием, жизнью, легкостью. Милой для меня и дорогой сердцу жемчужинкой выглядели во всем этом калейдоскопе костюмы персонажей (художник Светлана Брегер). Они сделаны с тонким вкусом, фантазией и тактом, точно в соответствии с амплуа действующих лиц.
О чем обещали зрителям спектакль «Чистый дом»? О пыли, надежде, любви. Обещали «трогательную комедию». Трогает ли? Разумеется, потому что без дрожи сострадания нельзя смотреть на то, как умирает человек. Ну, а юмор, любовь и надежда – так они остались не совсем раскрытыми. Для них еще есть потенциал.
Да, еще пыль. Пыль в спектакле наверняка присутствует. Не на первом плане, а в глубинах дома. Видимо, и автор пьесы, и режиссер профессионально разбираются в вопросах пыли. Думаю, другой такой «Чистый дом» на израильской сцене найти будет нелегко.
Фото: Яэль Илан |
|
|
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|