«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
|
Барданашвили в ином измерении
23.02.2024Лина Гончарская |
Сосо Барданашвили исполнилось 75 – но это, разумеется, неправда. Мало ли что там пишут в паспорте.
Молодой, стройный, озорной Сосо знает, что небо начинается прямо на земле – ну, во всяком случае, если в таковую упирается его рояль, в котором сокрыто всё, что у других высоко-высоко – вселенная, небо, космос.
И то, что он пишет, гораздо больше музыки – это признак существования нас, двуногих, на этой земле, где – если прислушаться к Барданашвили – начинается небо. И космос.
Для меня космос – это децима, говорит Сосо.
Интервал между до и ми через октаву.
А может, одна из богинь судьбы – древнеримскую парку, контролирующую метафорическую нить жизни, тоже ведь Децимой звали.
Децимы у Сосо большие и малые, мажоро-минорные, «как будто два мира соединяются и вибрируют», вздыхает он. До – ионийский лад, ми – фригийский, а через октаву – космос.
Вы, очевидно, полагаете, что «Крик» Мунка – это шедевр?
Потому что вы не видели человека с прозрачной головой Барданашвили. Который полностью заглушает «Крик».
Этот «Автопортрет» Сосо – сын художника и сам потрясающий художник – нарисовал в 1995-м, как только репатриировался в Израиль. Поскольку именно так он тогда себя ощущал и вывернул личное – наружу.
Правда, не знаю, показывал ли он «Автопортрет» тогда кому-нибудь, вероятно, личное осталось внутри.
Одно ясно с этим человеком: если у многих его коллег-композиторов вместо симфонических картин получается репродукция, Сосо из всего делает подлинники. И из музыки, и из живописи, и из графики – о, ей нужно посвятить отдельное эссе.
Сам он, правда, хохочет над тем, как трудно быть серьезным. Говорит, если веселую джазовую темку растянуть во времени – получатся «Метаморфозы для виолончели и фортепиано», где из восточной медитации в танго и до дрожи – смычка и всего существа. Вначале, к слову, на всем этом остинато, виолончелист еще и поет.
Невероятной силы сочинение, сродни гипнозу.
Вчера опять его услышала, в исполнении нашего лучшего cellist’а Хилеля Цори и Офры Ицхаки – фантастической какой-то пианистки, по неведомым причинам оказавшейся на обочине нашего сознания.
Вчера было празднование 75-летия Сосо (Иосифа) Барданашвили в тель-авивской студии «Аннет», чтоб было понятней. И оказалось, что ко всем прочим своим гениальностям, он еще и гениальный режиссер. Потому что так составить мозаику вечера может только ас постановочного процесса; хотя, наверное, сказались архитектурные таланты – вслушайтесь в то, как Барданашвили выстраивает форму и драматургию своих опусов (felix, qui potuit rerum). Вот и получилось действо легкое и глубокое, смешливое и серьезное, земное и небесное, из кинофильмов, спектаклей, божественного пения Оли Щур-Селектар и такой же игры Офры Ицхаки, и главное, что ведущим действа выступал Сосо in propria persona.
Музыка его порой настояна на классических рецептах, и он этого не скрывает: «Барданашвили – это Моцарт, Штраус, Мендельсон, все евреи, короче». Поясняет тут же: «Здесь собрались мои друзья, поэтому я решил вас веселить – будет мало серьезной музыки, а будет развлекательный Барданашвили». И рассказывает, как его попросили написать музыку к фильму «Песни для внучат» в 1977 году, да не просто так, а чтобы всем показалось, что написал ее грузинский Моцарт. Тогда Сосо взял соль-мажорную симфонию «Старый Ламбах» и подтекстовал ее стихами на грузинском языке – получился типичный «грузинский Моцарт». Фильм снял Лехи Сихарулидзе в стиле, как сказали бы в Израиле, «бурекас» (что означает, что фильм тупой и смешной); а поскольку дело было в Грузии, получился, сказал Сосо, «не бурекас, а шашлык». Но песня – закачаешься: называется Indi Mindi, если встретите где-нибудь на просторах Сети, послушайте непременно.
В этой песне, как и в графике Сосо-рисовальщика, в самой ее плоти, есть некая нерегулярность мироощущений – в том-то и философия. И веселья через край, и ехидная рефлексия на венский вальс (Барданашвили ведь, если помните, это еще и Штраус), и – лейтмотивом – обостренное чувство мировой гармонии. Во всей его дисгармоничности.
И была гипнотическая «Песнь восхождения» – Canticum graduum, восхождения по клавишам рояля, где даже остинато никогда не стоит на месте. Офра Ицхаки вслед за Сосо разглядела эту небесную расщелину в обреченно-человеческое. К слову, руки пианистки – отдельный театр.
На сцене Оля Щур-Селектар, милейшая из поющих актрис, нежно ласкала каждую барданашвилиевскую фразу, смакуя цвет слов и задумчиво размышляя над звуками. «Моя душа поет дуэтом с музыкой Сосо, – сказала Оля, – хотя я никогда не пела в его спектаклях».
Фрагменты из спектаклей на музыку Барданашвили – очередное потрясение. Особенно «Иов» театра «Инкубатор» в режиссуре Йоси Израэли – музыкально-театральное странствие по мотивам библейской притчи. В роли Иова – Сассон Габай и его невероятная мимика. На фоне этой запредельной игры звучит сильнейший, пробирающий до самых печенок вокал Керен Адар: благодаря Сосо жена Иова, союзница дьявола, впервые обрела голос. Библейский же текст стал еще возвышенней и еще пронзительней благодаря его музыке; вибрации бытия, оголенный нерв.
А в целом – моменты наивысшего счастья. |
|
|
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|