home
Что посмотреть

«Паразиты» Пон Чжун Хо

Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности. «Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.

«Синонимы» Надава Лапида

По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.

«Frantz» Франсуа Озона

В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу. 

«Патерсон» Джима Джармуша

В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.

«Ужасных родителей» Жана Кокто

Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.

Новые сказки для взрослых

Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Что послушать

Kutiman Mix the City

Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.

Видеоархив событий конкурса Рубинштейна

Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.

Альбом песен Ханоха Левина

Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина «На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
Что почитать

«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса

...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.

«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада

Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.

Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.

«Комедию д'искусства» Кристофера Мура

На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».

«Пфитц» Эндрю Крами

Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.

«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти

Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.

«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая

«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Что попробовать

Тайские роти

Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.

Шомлойскую галушку

Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.

Бисквитную пасту Lotus с карамелью

Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.

Шоколад с васаби

Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.

Торт «Саркози»

Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.

Номи и Норма: танго для двоих между Метулой и Эйлатом

06.09.2024г-жа Кульбит, критик

Этот уморительный спектакль в жанре роуд-муви напомнил мне фильм Ридли Скотта «Тельма и Луиза». Только, скажем так, в гериатрической версии. И не успела я об этом подумать, как тут же – словно по волшебству – со сцены раздалось:
                                                           «אנחנו תלמה ולואיז בגרסה הגריאטרית»
Ну не душевно ли?

Фразу сию выдает зловредная старушка Норма, пока они с пампушечкой Номи – это ее сиделка, вот уж две недели как – мчатся на раритетном автомобиле по желтоватому пустынному ландшафту. Те, кто смотрел культовый фильм 1991 года со Сьюзен Сарандон и Джиной Дэвис, поймут, что она имеет в виду.

Итак, представьте себе роуд-муви, снятое где-то между Метулой и Эйлатом. Но вместо того, чтобы сжигать резину на ретро-кабриолетах, две героини бросают вызов судьбе на старом авто, которое, по всей видимости, ездит не благодаря двигателю, а исключительно благодаря силе воли двух главных персонажей.

Ретро-кабриолет, кстати, тоже случится, но позже, после слегка криминальной истории.

                                     Фото: Моше Читаят

Бывший муж Номи – редкий паскудник, который названивает в социальные службы и угрожает лишить ее опеки над детьми – вынуждает Номи спешно вернуться домой, в Эйлат, таща за собой сопротивляющуюся Норму. И вот наши героини, словно Тельма и Луиза (только чуть постарше, поироничней и помудрей) отправляются в путь через весь Израиль. Тут-то и начинается самое интересное...

                           Когда гериатрия встречает гедонизм

На сцене тель-авивского Камерного театра происходит столкновение двух вселенных: Норма, саркастическая матрона из Метулы, в прошлом – известный адвокат, ныне – невыносимая бабулька в инвалидном кресле (как выяснится позже, кресло – для прикрытия: свою ходунковую колесницу Норма использует лишь как символ вековой мудрости) и Номи – добросердечная эйлатская мамаша-разведенка, пытающаяся удержаться на плаву в водовороте финансовых проблем и семейных неурядиц. Взаимодействие этих двух противоположностей, северянки и южанки, напоминает шахматную партию, в которой каждый ход – это остроумный обмен колкостями, метафорическими рокировками и философскими «взятиями на проходе».

Дорога как аллегория жизни

Не стоит думать, что это просто комедия. Дорога, по которой мчатся Номи и Норма, – метафора их внутреннего пути, где каждая кочка символизирует жизненные испытания, а поворот руля – неожиданные моменты судьбы. Норма, юрист с колючим и прекрасно подвешенным языком, словно арбитр, вершит судьбы окружающих – в том числе свою. Она воплощает ту гордую независимость, которая кажется почти анахронизмом в современном мире, но при этом всегда оказывается необходимой для выживания. В то время как Номи учится маневрировать в жизненных ситуациях, как бы держа руль одной рукой, а другой уравновешивая свои бесчисленные проблемы.

                                     Фото: Моше Читаят

Комедия, где каждая фраза – как удар в лоб

Ривка Михаэли и Ирит Каплан, словно два гармонично настроенных музыкальных инструмента, играют свои партии с филигранной точностью. Саркастические выстрелы Нормы (будут и почти настоящие, она ведь старушка-гангстер!) поражают не только Номи, но и всю аудиторию, аукаясь гомерическим хохотом. Да и как тут не смеяться, когда Норма шутливо подмигивает залу и говорит: «Ну, что поделать, если я слишком умна для своих сиделок?» Талант 86-летней Михаэли настолько искрометен, в ней столько легкости, цинизма и харизмы, что кажется, будто она не играет, а дирижирует целым оркестром.

Танец между обязанностью и свободой

Пьеса поднимает извечные вопросы выбора, свободы и внутренней силы. Норма, несмотря на внешнюю жесткость, находит в себе сочувствие и сострадание по отношению к Номи. Их путешествие становится настоящей дуэлью характеров, в которой обе стороны выигрывают – не по очкам, а по человечности.

Тамар Кинан, молоденькая дама-режиссер, умело расставляет акценты, сохраняя динамику и балансируя между комедией и тонкой драмой. Оформление сцены, костюмы, свет – все детали работают на создание цельного мира, где смешные, но трогательные отношения Номи и Нормы становятся символом поиска себя и своих границ.

             

                                         Фото: Моше Читаят

Достойный антураж

Тут всё как-то чудесно: и декорации Адама Келлера – особенно когда на шоссе танцующие люди выносят дорожные щиты с забавными надписями, или когда дамочки оказываются в гостинице под названием «Содом», и прочая, прочая. А чего стоят раритетные автомобили, и свет (Надав Барнеа), меняющийся в зависимости от времени суток и географии, и костюмы Орны Сморгонски на диво хороши, и музыка Дафны Кинан соответствует. И другие актеры двум протагонисткам под стать: Надав Асулин – Эйтан, бывший муж, который угрожает лишить Номи опеки над дочерьми и является альфа-самцом просто по факту наличия у него тестикул; Шохам Шейнер – сын Нормы, чья преданность матери выходит далеко за пределы страны; Оснат Бен-Иегуда – соседка Шира, на которую Номи оставляет своих дочерей, что вечно дымит марихуаной, и тетушка из органов опеки; Долев Охана – продавец подержанных автомобилей, шовинист и женоненавистник. Ну и, конечно же, сам текст: «Номи и Норма» – по-настоящему комедийный и по-настоящему израильский спектакль с острыми диалогами и глубокими подтекстами. Ирит Каплан, между прочим, является соавтором этой пьесы – вместе с Йоавом Бар-Левом. А драматургом выступила Шахар Пинкас.

Финальный аккорд – приглашение к размышлению

Сцена на израильских дорогах становится не только театром абсурда, но и зеркалом жизни, где каждая мелкая ситуация оборачивается философской загадкой. Номи и Норма напоминают нам, что жизнь – это не только путь от Метулы до Эйлата, но и внутреннее путешествие, где каждая остановка – шанс переосмыслить свое бытие и, возможно, пересесть в более комфортабельное кресло.

Так что если вы ищете не просто легкую комедию, а что-то, что оставит след и раззадорит ум, смело отправляйтесь на встречу с Номи и Нормой. Полтора часа смеха, феминистской философии и остроумия – то, что доктор прописал.


  КОЛЛЕГИ  РЕКОМЕНДУЮТ
  КОЛЛЕКЦИОНЕРАМ
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
ГЛАВНАЯ   О ПРОЕКТЕ   УСТАВ   ПРАВОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ   РЕКЛАМА   СВЯЗАТЬСЯ С НАМИ  
® Culbyt.com
© L.G. Art Video 2013-2024
Все права защищены.
Любое использование материалов допускается только с письменного разрешения редакции.
programming by Robertson