Валентин Дытюк: «Мы переоцениваем влияние культуры на людей»

Этот разговор состоялся два года назад во время постановки «Алеко» Рахманинова в Израильской опере. Сейчас уже не помню, какие обстоятельства помешали опубликовать его в свое время. Удивительно, но всё, что мы обсуждали тогда, осталось актуальным и сегодня. Тем более что Валентин Дытюк – украинский оперный певец, выступающий на мировых оперных сценах в ведущих партиях тенорового репертуара – вот-вот исполнит партию Рудольфа в тель-авивской версии «Богемы» Пуччини.

Молодому украинскому певцу Валентину Дытюку недавно исполнилось 30 лет. Несмотря на такой довольно «начальный» возраст, он уже почти 10 лет с успехом выступает на сцене Национальной оперы Украины, а также участвует в спектаклях ведущих европейских театров. Сильный лирический тенор теплого манящего тембра, свободное владение голосом, природный артистизм и сценическая свобода при достаточно статной фигуре позволяют их обладателю создавать живые, не ходульные оперные образы. В его репертуаре сегодня – более 20 партий в операх композиторов самых разных стилей, эпох и стран: от Моцарта до Верди и Пуччини. Последние работы певца – Арриго в опере «Сицилийская вечерня» Верди в берлинской «Дойче опер» и партия тенора в «Реквиеме» Верди в Варшавской филармонии.  

              Рикардо, «Бал-маскарад». Фото: Елена Запасски

- Валентин, за последние годы в мире произошли кризисы мирового значения: пандемия, полномасштабная война… Вероятно, это повлияло на всю вашу жизнь – не только на карьеру?

- Понятно, что пандемия очень повлияла на всё: было много отмен контрактов, выступлений, спектаклей. Настоящий шок, крайне непривычная ситуация. Вся моя жизнь до того была полностью подчинена интенсивному расписанию: 4–5 постановок с новыми партиями каждый год. Это означает очень интенсивную работу: изучение партии, потом 5–6 недель репетиций и спектаклей – и такое расписание на протяжении всего года. В подобном режиме я существовал последние пять лет. И вдруг, когда начались сначала спорадические отмены и никто не мог понять и дать реальный прогноз, всё как будто остановилось. Сначала наступила растерянность, потом пришло понимание, что эти изменения надолго. И оказалось, что это прекрасная возможность перевести дух и подумать, чего именно я хочу достичь и что надо сделать для приближения к цели. Пришло понимание того, что сцена и жизнь – это разные вещи, что надо отделять оперный театр, жизнь на сцене, магию музыкального перевоплощения, которое я обожаю и которое позволяет мне полностью реализоваться, от реальной жизни, от всего личного. Ведь не только работа является ценностью, жизнь значительно шире и полнее. Пандемия заставила меня это понять и показала, что такое правильное распределение очень хорошо влияет на нервную систему, делает ее здоровой, а это, как известно, залог хорошего настроения и долголетия. Понимание таких вещей очень важно с точки зрения общего самоосознания.

- А что вы считаете самым важным вашим достижением за последний период?  

- Самое важное для меня в сценическом плане – это то, что я избавился от сильного волнения. Конечно, есть творческое напряжение, но нет никакого опасения, что я чего-то не смогу или не так сделаю. Разумеется, бывают выступления, когда я ощущаю какое-то физическое нездоровье, но так или иначе надо выступать. Если же я чувствую себя хорошо, партия выучена, дирижер меня поддерживает и всё на своем месте, я спокоен, собран и уверен. Я знаю, на что я способен, и это позволяет мне сконцентрироваться на сиюминутных задачах и просто делать то, чего от меня требует сцена. Тогда всё получается наилучшим образом. Многие артисты считают, что без волнения невозможно, и я тоже был в этом убежден. Сейчас я понял, что нет ничего абсолютного, у каждого своя индивидуальность и совсем не обязательно волноваться перед выходом на сцену. Для меня это очевидно, потому что результат стал намного лучше. Значительно усовершенствовалась концентрация, улучшился сон – я стал крепче спать после спектакля, а нормальный отдых положительно влияет на голос.

- Но чтобы быть таким спокойным, надо знать всё идеально…

-  Да! Такое спокойное состояние возможно только, если артист прекрасно подготовлен, выучил весь материал, идеально знает музыку. Когда я учу партию – примерно полтора месяца, – я могу прослушать раз триста всю оперу, если не больше. До того доходит – я иду по улице (а я очень люблю ходить пешком), и у меня в голове оркестр звучит, и я у себя регулирую силу звучания... Это как бы условный рефлекс вырабатывается. Такая у меня система, я уже на стадии подготовки довожу всё до условного рефлекса. Кроме того, для ощущения спокойствия мне очень помогает медитация, я уже год занимаюсь этим почти каждый день. Медитация очень способствует концентрации, особенно в период изучения партии.

      Пинкертон, «Мадам Баттерфляй». Фото: Йоси Цвекер

- Как у вас проходит процесс самостоятельного изучения партии, то есть подготовительный период, предшествующий репетициям?  

- В этот подготовительный период я работаю по 12 часов в день два-три дня подряд, а потом целый день сплю. И снова такой 12-часовой цикл на протяжении двух-трех дней. И снова целый день сна и покоя. Здесь, разумеется, нет абсолютных рецептов. Нет безусловно верного или ложного. Мне лично такой способ подходит, но всё это очень индивидуально. К тому же у меня есть еще одна особенность, которая также способствует моему самочувствию на сцене. Я никогда не отвлекаюсь на постороннее, никогда не задумываюсь, буду ли я иметь успех. Я не думаю о том, что вот сейчас я не так что-то сделаю и всё пропало, это провал. Я также не отвлекаюсь на опасения, что кто-то меня куда-то не пригласит, что я что-то потеряю и где-то не спою. Конечно, бывают мысли, почему не я, я ведь пел не хуже! – но я не позволяю себе зацикливаться на зависти: мое от меня никуда не денется. Потому что эти опасения лишние и даже могут привести к неудаче, спровоцировать ее.

- Украина находится под тотальным огнем в результате жестокого нападения соседнего государства. Невозможно себе представить, что это происходит в 21 веке в центре Европы. Где застала вас война?  

- В январе прошлого года я поехал в Таллинн, участвовать в постановке «Травиаты», а сразу после нее поехал в Турин, чтобы спеть в «Богеме». Затем постановка «Сицилийской вечерни» в Берлине и сразу после того – «Мадам Баттерфляй» в Праге. Конечно, все эти контракты были подписаны гораздо раньше, и я был обязан их выполнить. Мне очень больно за всё, что переживает сейчас моя страна. Достаточно сказать, что мои родители находятся там, где они живут и где родился я – это Запорожская область, небольшой городок, в 15 км от линии фронта. У них перебои со связью, бывает, что по несколько дней от них не поступает сообщений и, конечно, я очень беспокоюсь. Моя загруженность и контракты позволяют мне помогать им материально, они полностью на моем содержании. Ну и, конечно, часть того, что я зарабатываю, я отдаю в пользу ВСУ: у меня есть постоянные волонтеры, которые трансформируют мои донаты в каски, бронежилеты, другое оборудование. Я знаю, что когда я не там и не с ними, мои ресурсы спасают здоровье и жизнь бойцам. И это для меня главное.

- Противостояние происходит не только на фронте или в тылу украинских городов и сел, где жители страдают от постоянных обстрелов и бомбежек.  Противостояние сегодня и в культуре – мы наблюдаем своеобразный фронт культур, войну культур. И не совсем понятно, как случилось, что русская культура, воспеваемая и почитаемая, являющаяся огромным пластом общемировой культуры, оказалась неспособной удержать российских военных от жестокости и варварства по отношению к мирному населению. Ведь каждый солдат русской армии читал и изучал в школе Пушкина, Толстого и других.

- Я пришел к выводу, что мы переоцениваем влияние культуры на людей. Культура активно влияет на тех, кто в ней нуждается, кто является конкретным ее потребителем. Для большинства пассивных потребителей культура на самом деле не имеет большого значения. И это касается вообще общечеловеческой культуры, не только конкретно русской: культура влияет на тех, кто склонен к этому, нуждается в ней. Уже почти 80 лет Европа не знала полномасштабной войны, и нынешняя война – это серьезное испытание для человечества, которое несколько преувеличило влияние культуры. При том, что высокое искусство никогда не предназначалось широким массам. Для того чтобы понимать высокое искусство и ощутить его влияние, нужна подготовка, нужно интеллектуальное усилие. Для восприятия произведений высокой культуры надо развивать в себе определенное желание и способности. Это необходимо для того, чтобы родилась эмоция, которая приведет к переживанию и восприятию. В культуре, в высокой литературе есть ключи, но детей не учат их находить и использовать. Поэтому фактически культура не работает так, как нам хотят это представить.

                  Рикардо, «Бал-маскарад». Фото: Елена Запасски

- Относительно так называемой «отмены русской культуры»: встречаете ли вы, выступая в Европе, такое явление? И вообще, существует ли запрет? И как вы, украинский певец, ведете себя, если вам приходится работать в ансамбле с россиянами?

- Что касается отмены – такого явления нет. Есть попытки в некоторых местах избежать исполнения русской музыки. И виноваты в этом прежде всего сами деятели русской культуры, которые поддерживают это варварство – войну.  Когда-то точно так же относились ко всему немецкому, сейчас это может касаться всего российского. Если российский актер или певец известен своим адекватным отношением к войне и сделал соответствующее заявление в начале войны – не через полгода, а сразу, – такому артисту никто ничего не сделает и не будет ставить никаких барьеров. Сидеть молча и бояться – это не для сегодняшней ситуации, здесь нечего выжидать.

 - Случалось ли, что вы были вынуждены отказаться от участия в концерте или оперной продукции именно из-за присутствия там российских певцов, которые поддерживают войну?

- В опере пока таких случаев не было. Несколько раз отказывался от концертов. Но в целом я еще не был участником или причиной критических ситуаций. Кстати, весь гонорар от постановки «Алеко» в Израильской опере я передал в фонд поддержки ВСУ.

- Что в вашей профессиональной деятельности вы открыли нового за последние несколько лет?  В каком направлении хотели бы развиваться?

- Я бы очень хотел бы попробовать себя в качестве преподавателя. Я прекрасно понимаю, что голос не бесконечен, и уже подумываю о том, чем бы хотел заниматься после завершения сценической карьеры. И тут, кроме разного рода специальностей, которые не имеют отношения к опере и сцене, я бы хотел стать преподавателем пения. Меня это очень интересует, привлекает. Я уже пробовал и могу сказать, что с чувством удовлетворения, которое я получаю от желаемого результата, достигнутого благодаря моим советам, не может сравниться ни один мой успех на сцене. Когда я могу что-то объяснить и слышу, что оно работает, что есть желаемый эффект, – это настоящее счастье, это просто мечта.