Медовая Медея

В тель-авивском Камерном театре древнегреческая трагедия обрела новый, жалящий облик. Здесь Медея – не колдунья, не жрица Гекаты, а ученый-энтомолог, она препарирует пчёл, изучает их социальные структуры, ищет формулу идеального улья, где никто никого не предаст. Но за стеклом в другой лаборатории – её собственная жизнь, разлагающаяся под микроскопом. Она наделена нестандартным мышлением, как справедливо замечает миллиардер, финансирующий её опыты. Оттого она проводит эксперимент над всем и вся: над собой, над любовью, предательством и местью.

                                 Фото: Ради Рубинштейн

Муж бросает её ради дочери того самого миллиардера. Дочь беременна, счастлива, но… страдает сильной аллергией на мед и продукты пчеловодства. И вот на свадьбу Медея приносит забытый аксессуар – электронную сигарету, начинив её пчелиным ядом. Когда она протягивает ее невесте, жест этот напоминает сцену из «Сотворения Адама», только здесь рука Б-га протягивает не жизнь, а сладкий дым. Одно затяжка – и невеста падает замертво. Всё как в античности, но с цифровой изощренностью.

Финал – совсем уж безжалостный. Медея убивает сына. Кинерет Лимони в роли Медеи в очередной раз преображается – она воет, её волосы растрёпаны, сцена завораживает своей жуткостью. Вопрос лишь в том, кто в этой истории настоящая пчела, а кто – тот, кого ужалили.

К слову, знаете ли вы, что муравьи при угрозе перегревают своё тело и взрываются, расплёскивая яд? Например, у Camponotus saundersi (муравьи-подрывники) есть специальная защитная стратегия: когда они чувствуют угрозу, мышцы их брюшка сжимаются, разрывая специальные железы, из которых разбрызгивается липкий токсичный секрет. У пчёл тоже есть механизмы самоуничтожения, но они работают иначе. Например, пчела после укуса, как всем нам известно, оставляет жало в теле жертвы, и при попытке пчелы улететь оно вырывается вместе с частью внутренних органов, что приводит к её гибели. Признайтесь, вы сейчас подумали о Медее?

                                      Фото: Ради Рубинштейн

Ирад Рубинштейн (из числа моих самых любимых режиссёров) выстраивает спектакль как холодный эксперимент, где эмоции – лишь химические реакции, а поступки – формулы, просчитанные заранее. Впрочем, в иных сценах режиссура балансирует между рациональностью и первобытной страстью. Так или иначе, к финалу стерильная лаборатория превращается в хаос. Тело сына в палатке, возведенной посреди гостиной – не образ, не метафора, а безжизненная материя, неподвижная среди осколков разрушенной реальности. Современный сеттинг (сценограф Эран Ацмон) делает трагедию ещё острее: здесь нет далёких богов, есть только холодный расчет, несовместимая с жизнью аллергия и слепая, неостановимая ярость.

Ясон (красавчик Амос Тамам) здесь зовется Джейсоном, сын Медеи и Ясона – Лукасом (имя сие душевно близко режиссеру Ираду Рубинштейну, сотворившему некогда культовый без преувеличения спектакль «Толстая тетрадь» по роману Аготы Кристоф – о Большой Войне, Маленьком Городе, внутреннем Двойнике и жестокой Игре). У Медеи и Ясона – преуспевающий эко-стартап, «призванный спасти планету».

В древнегреческом оригинале Медея убивает двух своих сыновей – в новой версии она убивает двух сыновей Ясона: их общего сына Лукаса и еще нерожденного ребенка Нике. Опять же согласно античному мифу, когда Ясон задумал жениться на дочери коринфского царя Креонта Главке (здесь – на дочери миллиардера Нике), Медея отправила сопернице пропитанный ядом пеплос, надев который колхидская царевна сгорела заживо. В наши дни роль пеплоса логично выполнила пропитанная пчелиным ядом электронная сигарета, ну а учитывая, что пеплос вообще-то – женская верхняя одежда, к сигарете в пьесе Шахара Пинкаса добавилось ожерелье.

                                       Фото: Ради Рубинштейн

Медея нового времени, ученая и бизнесвумен, как и Медея из древнего мифа, обречена на насилие. Ибо убеждена, что муж должен любить только ее, и любить вечно. Но вот в соцсетях появляется фотография, на которой ее муж целуется с блондинкой – у Джейсона, оказывается, роман на стороне… дальнейшее предрешено. Тем более, как все мы знаем, человеческая природа со времен древних греков мало изменилась.

У Еврипида заглавную героиню возносят на колеснице в небеса, у Пинкаса с Рубинштейном она остается на земле. Не всем же взлетать – кто-то должен догореть среди руин.