Что посмотреть

«Паразиты» Пон Чжун Хо

Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности. «Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.

«Синонимы» Надава Лапида

По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.

«Frantz» Франсуа Озона

В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.

«Патерсон» Джима Джармуша

В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.

«Ужасных родителей» Жана Кокто

Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.

Новые сказки для взрослых

Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.

Что послушать

Kutiman Mix the City

Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.

Видеоархив событий конкурса Рубинштейна

Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.

Альбом песен Ханоха Левина

Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина «На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.

Что почитать

«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса

...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.

«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада

Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.

Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.

«Комедию д'искусства» Кристофера Мура

На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».

«Пфитц» Эндрю Крами

Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.

«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти

Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.

«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая

«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?

Что попробовать

Тайские роти

Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.

Шомлойскую галушку

Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.

Бисквитную пасту Lotus с карамелью

Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.

Шоколад с васаби

Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.

Торт «Саркози»

Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.

Бен Хагари. Кожа и тень

06.05.2025Лина Гончарская

Чтобы углядеть, что происходит за кулисами, а что – для зрителей, приходится метаться между двумя сторонами экрана. С одной его стороны – цветное и кукловод, то бишь даланг; с другой – черно-белый театр теней, где куклы тянут за веревочки зрителя. Самый что ни на есть индонезийский театр теней – ваянг-кулит.

И всё это, между прочим, в Тель-Авиве, где солнце бьёт в глаза так, что невольно веришь в просветление.

Экран висит посредине галереи тель-авивского музея Нахума Гутмана, что в квартале Неве-Цедек, ныне отчетливо смахивающем на рай (уж птицы и цветы точно из местного Эдема). Ну а галерея на верхнем этаже – этакая пещера Платона, узники которой принимали тени за реальность.

Поначалу и не поймешь: усядешься на скамеечку и уставишься на черно-белый рисунок на белом экране. Который и не движется вовсе. А потом вдруг услышишь музыку – гамелан, о да, самый что ни на есть индонезийский! – и смекнешь, что лучше тебе пересесть на скамеечку с другой стороны, как бы за кулисами, где даланг и всё цветное.

Но и это – ловушка, потому что экран коварен: с какой бы стороны ты ни сидел, он отзеркаливает себя, и черно-белое изображение начинает двигаться синхронно цветному. И так оно прекрасно, так ажурно, и детали можно разглядеть куда отчетливей; и хрупко, словно кости смысла на просвет. И длинноносые фигурки, вроде страшненькие (они и у входа на выставку стоят) – такие симпатяги, что хочется прихватить с собой; у каждого – профиль в анфас, локти из завитков и судьба в виде дырочек на теле, чтобы свет проходил.

Пандавы, Кауравы, полубоги, демоны, воины, оракулы, горбатые шуты и слегка просроченные пророки. Во главе добрых – Юдхиштхира (он же Дхарма, он же король на минималке), идеальный до степени скуки; рядом с ним – Бхима, кулинар с кулаками, варит суп из врагов, хрустит костями как хлебцами; еще – Арджуна, красавец с луком и лицом как рекламный слоган, влюблен в философию и в себя. Милейшая бабулька с куцым хвостиком – не знаю, как зовется, но она тут совсем главная.

А есть еще шуты – Семар, пузатый и косоглазый, божественно смешной; его сыновья — Петрук, Гаренг, Багонг – с нестандартной пластикой и интеллектом, который может прорезаться в любой момент, и с кармой, как у обгоревшего пергамента. Есть Рама и Сита, если ваянг берет за основу «Рамаяну». И везде – бесконечный Кришна: играет на флейте, вмешивается в сюжет, цитирует «Бхагавад-гиту», раздает откровения и по субботам – уроки по метафизике для начинающих.

Автор всего прекрасного – Бен Хагари (родной брат Даниэля Хагари, кстати), титулованный израильский художник, а выдумка его называется «Кожа и тень», но опять же не всё так просто, потому что «Ор» на иврите только звучит одинаково, а пишется по-разному, и вам может поначалу показаться, что это «Свет и тень», ан нет, тут буква «айн» в названии, «עור וצל», ибо куклы-то в театре теней ваянг-кулит вырезаны из кожи. Предшествовало сему, как сообщает текст на стене (а тексты на стенах, как известно, всегда знают больше), путешествие Бена Хагари в Индонезию. Там он изучал, как силуэт превращается в движение, а тень – в действие. Или наоборот.

Хагари вообще охотник за смещённой семантикой, он любит смещать смыслы куда-то вбок, и играть словами тоже любит. А включать себя в собственные видеоинсталляции просто обожает – как правило, свое экранное изображение он называет «анти-портретом».

На сей раз, однако, кукловодом тут – Мэтью Айзек Коэн, профессор кукольного искусства (вот признайтесь: вы знали, что такие существуют?). Мэтью очень похож на Бена внешне, немудрено перепутать; на самом деле он – рыцарь ваянг-кулит, его вклад в индонезийское кукольное искусство отмечен присуждением королевского титула «Ki Ngabehi» (эквивалент рыцарского звания), пожалованного султаном Абдулом Гани из королевского двора Касиребонана, и присуждением королевского имени «Ki Dalang Bawana» («Господин Кукловод Мира), пожалованного султаном Ариефом Натадинингратом из двора Касепухана. Так-то вот.

По совместительству Мэтью Айзек Коэн – доктор философии, профессор кафедры драматического искусства и ученый-практик, специализирующийся на мировых традициях кукольного театра и индонезийском исполнительском искусстве в частности. Ныне он погружен в визуальную историю индонезийского театра кукол и теней и участвует в исполнении традиционных и современных пьес с гамеланами в Юго-Восточной Азии, Европе и Северной Америке.

Коэн-даланг не просто двигает куклами – точнее, тенями, пришпиленными к палочкам и пущенными в пляс при свете лампы: он явно дублирует вселенную в двух измерениях.

В соседнем зале – экспозиция работ самого Нахума Гутмана «Катастрофа и мечта. Тоска по искуплению»; и это уже свет и тень, и тоже черно-белое и цветное; иллюстрации его к поэме Ицхака Ламдана «Масада» (1927) и повести Левина Кипниса «Дори и Дафна репатриируются в Эрец-Исраэль» (1941). Иллюстрации вроде бы статичны, но в них – тот же ритм изгнания, возвращения, разрушения и иллюзии. Пандан выставке – фильм, где теологи, историки и просто тревожные умы высказываются на тему Машиаха и Шхины, мечтают о Третьем храме и гадают о том, должен ли еврейский народ вновь и вновь страдать, бежать и быть изгнанным, и что может остановить этот цикл разрушения, и если есть такая вещь, как избавление, то что это все-таки значит?

На самом деле, человек на экране – это ведь тоже тень. А когда тень говорит, ты невольно ей веришь. Потому что у света, как известно, всегда есть темная сторона.