Перевод с кошачьего (фрагмент из книги)

Говорила же – Джеймс, давай сначала закончим книжку про оперу, а потом уже всё остальное, но куда там. Мой кот всегда мяукает сам по себе.

На днях вернулся с одного концерта, говорит: царапнул бы – да нельзя. Всё-таки концерт. Обязался быть приличным.

Такой уж это кот, специалист по звуковой эмпатии.

Более всего Джеймс благосклонен к скрипичной музыке, с оперой у него довольно сложные, когтисто-ироничные отношения. Особенно после того как слетал в Байройт послушать Вагнера.

Не только слетал, – обиделся Джеймс. – Я с ним когда-то был знаком. И у меня сразу возникла масса вопросов.

Война, страсть, герои! – кричали аккорды, умиляясь своей белокурости. И зачем так громко? Зачем изводить певцов сложностью арий, которые и мартовскому коту не исполнить? Зачем ты, Рихард, прячешь оркестр от зрителей, зачем настаиваешь на том, чтобы оперы твои звучали в темноте? Мы-то, коты, и в потемках прекрасно видим, но вы, люди?

В ответ Вагнер лишь рассмеялся: «А это чтобы у кошек бегали мурашки по спине!»

Разумеется, мурашки – это тоже неплохо, если уметь ими управлять.
Но Вагнер, злюка, все-таки выдохнул мне в спину назидательно: «И не оперы, а музыкальные драмы, Вальгалла тебя забери!»

Вообще, мрау, должен вам сказать, что как только пришел Вагнер, всё стало крайне драматичным. На оперной сцене появились страшные гиганты, от которых уши в трубочку, шерсть дыбом. Так и хочется зашипеть.

Сумрачный германский гений, придумавший гимн Солнцу в чернейшем до мажоре; поднявший в воздух черный рой мух-валькирий; позволивший оперному убивцу Зигфриду умертвить по-черному ни в чем не повинного еврея Миме (и всё это под радостное чириканье птичек – я-то думал, только коты такие изверги, по отношению к птичкам, разумеется).

И ещё одна штука царапает мне душу.
Кто бы мяукнул ему на ухо о черной неблагодарности?
Он ненавидел тех, кто его кормил. Мурлыкал про «народ», а сам плевал в миску тех, кто принес ему сливки: евреев-благодетелей, без которых он бы валялся у печки и ныл про недолюбленность. Взял да облил их чернилами, как недопетую арию.

Он ведь, шельмец, и музыкантов не любил, старался их до смерти замучить – у меня усы подрагивают от воспоминаний! Накропал длиннющую оперу «Нюрнбергские мейстерзингеры», 5 часов 15 минут, без перерыва, между прочим. У людей после такого лапы затекают, не говоря уже о хвостах.

Но Вагнеру, очевидно, этого было мало. Он затеял «Кольцо Нибелунга» – четыре оперы, шестнадцать часов музыки, и ни одного намека на кошачий сон. Мурлыкать между действиями запрещено.

А уж ария жертвоприношения Брунгильды из «Гибели богов» – почти 15 минут вокального пыла. Самая длинная в истории оперная ария. Время, за которое можно бы ловко вскрыть банку с тунцом, съесть её и вылизать тарелку.

Однажды его «Тристан» и вовсе съел певца. Было то в Венской опере, где исполнители все как один выгнули спину и выпустили когти: после 77 репетиций там отказались ставить «Тристана и Изольду», сочтя, что спеть ее невозможно. Бедный тенор Алоиз Андер, который мужественно учил и репетировал партию Тристана, потерял голос, а затем и разум.

Джеймс сочувственно молчит, вылизывая лапу. Затем продолжает:

Но история, как всегда, драматична до конца хвоста. Премьера «Тристана» все-таки состоялась – в Мюнхене, в 1865 году, при жизни композитора. За пультом священнодействовал Ханс фон Бюлов – дирижер, пианист, тонкий ум. А через пару лет он остался без жены: Вагнер увел у него Козиму.

Кот поднимает бровь.

Мораль: если после оперы никто не потерял голос и жену, то это не Вагнер.

Джеймс хихикает, однако сразу же напускает на себя важный вид.

Когда я слышу его музыку, мне кажется, что я – огромный кот, стоящий на вершине мира, и этот мир вот-вот расколется пополам под мощью моего мяу. Каждая нота «Кольца нибелунгов» – удар молнии, разрывающий небо над моими ушами.

Я вытягиваю лапы и чувствую, как этот звук пронизывает моё тело, а струна арфы – это жилка моего хвоста, передающая напряжение вселенной.
Слушая Вагнера, я чувствую себя участником великой битвы между небесами и землей. В этой музыке нет места для слабости, только для силы, как в тот момент, когда я бросаюсь на мышь, зная, что мир замирает перед моим могуществом.

Знаешь, Джеймс, не всё так однозначно, – завела свою песню я.

Но кот уже мчался к Мяулеру.

© Элина Гончарская
© James, the Cat