Ловись, горбатая рыбка

В Камерном театре, как это часто случается, ставят новую израильскую драматургию. На сей раз – дебютную пьесу известного прозаика Мири Ханох «Серебристый горбыль». Впрочем, если учитывать игру слов в оригинальном названии – «דג מוסר» – речь идет не просто о никудышной постной рыбе, но еще и об этике, морали и назидании.

И герои пьесы – никакие они не акулы капитализма, так, горбыли. Людишки с постной моралью. Хотя «рыбье» название так и провоцирует ассоциацию с приснопамятной акулой в формальдегиде Дэмиена Хёрста, проданной за баснословные деньги. Тем более что повествуется здесь как раз о больших деньгах, обладателей которых так и тянет на мертвечинку.

По признанию драматурга, она написала уже 33 версии этой пьесы и продолжает над ней работать. Единственное, что не изменилось, – это название. «Я люблю двойные смыслы, и идея, что кто-то стоит с удочкой и ловит рыбу – в данном случае мораль – меня безумно веселит. Все равно, что наблюдать в ресторане за шумной компанией, где у каждого в кармане – толстый кошелек, а в шкафу – скелеты. И вот, когда милая официантка зачитывает им меню, кто-то заказывает «высокоморальную рыбу…»

«Серебристый горбыль» – уморительно смешная макабрическая комедия. Точнее, сатира на зажиточную израильскую семейку, у которой в саду не одна собака зарыта. И даже вовсе не собака. Начинается же всё с того, что в один далеко не прекрасный день от удара током падает с лестницы служанка-филиппинка. Поскольку работает она незаконно (и пребывание ее в стране незаконно, etc.), скорую помощь хозяйка вызывать отказывается. Хотя погибла служанка или нет – пока неясно. Позже выяснится, что таки да: се есть труп. Который изображает на всем протяжении действа тряпичная кукла.

У хозяйки-домохозяйки по имени Ати имеется муж-адвокат по имени Оди. И решают супруги зарыть труп в саду. Попутно выясняется, что там уже зарыт… дедушка. Он-то законный, но его смерть супруги опять-таки скрыли, дабы продолжить получать положенную ему пенсию из Германии.

Разговор Ати и Оди подслушивает сын-подросток по имени Бен. И, влекомый юношеским максимализмом, готов предать предков анафеме. Однако когда ему доступно объясняют, что в таком случае семейство лишится всех материальных благ, сын тут же переходит на сторону родителей. Поэтому когда в финале Ати случайно прихлопывает дверью молоденькую полицейскую (насмерть – а как же иначе?), сын с отцом без слов берут лопаты…

Каждый образ – шарж. Каждая фраза – гэг. Развлечение – да, но развлечение качественное. Очень уж остроумны сцены, когда отец Оти и его благонравная дочь Орали беседуют друг с другом, не ведая, кто есть кто: папаша частенько прибегает к услуге «секс по телефону», а дочка работает той самой «девушкой». Учтите при этом, что дочь вегетарианка – раз, кормящая мать – два (вот уж не напоминает она мадонну с младенцем!) и вся такая возвышенно-медитирующая – три. Учтите также то, что младшая отроковица по имени Ширли, готовящаяся отпраздновать бат-мицву, утром и вечером возносит молитвы Господу в пении, коему ее обучают в местной синагоге.

Фарисейство – главный общественный порок, по которому активно прошлись и драматург, и режиссер Эдна Мазия. Сытая семейка Каспи (в буквальном переводе – «денежная») и их модус вивенди вполне узнаваемы. Типичная израильская домохозяйка, типичный «служитель закона» – и их инфантильно-беспечные дети. И никакие они вроде не преступники, разве что преступники поневоле.

«Мы не те, чем кажемся, – говорит автор пьесы Мири Ханох. – По сути, люди – лишь то, что они о себе рассказывают. Оттого я крайне интересуюсь историями, которые они рассказывают самим себе о себе самих. Каждому хочется казаться лучше – прежде всего, в собственных глазах. И это порождает мелкие обманы и большую ложь. Выставляя себя в более выгодном свете, мы заботимся исключительно о том, как это будет выглядеть со стороны. Мы в охотку примеряем маски, участвуя в большом реалити-шоу – в игре на выживание. И побеждает в нем тот, кто лучше умеет притворяться».

Казалось бы, особых концепций ни автор, ни постановщик не выстраивают, глубокомысленных сентенций не изрекают – однако подкупающая сатира на наших с вами соотечественников позволяет чувствовать себя причастным к этой житейской ситуации, разделяя эмоции с компанией единомышленников (если учесть, что реакции зала дружны и адекватны). «Над кем смеемся? Над собой смеемся!»

Что же касается рыбы как таковой, еда действительно занимает в пьесе важное место. Потому что, поясняет Мири, еда – способ общения между людьми. И в особенности между матерью семейства и ее домочадцами. Ати, героиня пьесы, топит в еде чувство вины из самых лучших побуждений, которые порой сгорают в пресловутом семейном очаге.

Главная героиня на редкость остроумно сыграна неподражаемой Орли Зильбершац: при всей отвязности она отнюдь не лишена обаяния. Полное единение с ней ощущает супруг в образе Гиля Франка – еще одного отменного актера труппы Камерного театра. Декорация – вилла зажиточной израильской семьи – достоверна до деталей: сценограф Эран Ацмон выстраивает гламурную, почти карикатурную панораму роскошного жилища.

Собирательный зритель, вполне себе интеллектуал, может, однако, задать вопрос: а что мне дает этот спектакль? Так вот, это тот редкий случай, когда спектакль что-то дает. Ибо ощущается в нем нечто близкое и смутно-родное. Монологи современных обывателей ложатся на душу и исподволь вовлекают в происходящее. А сострадать им или иронизировать – каждый выбирает для себя. Тем более что авторы не пытаются их судить: они просто смеются над ними вместе с ними.

По словам Мири Ханох, на написание этой пьесы ее вдохновили «Мертвые души» Гоголя. «Я заболела этой книгой много лет назад, и она не отпускает меня до сих пор. К тому же ее сюжет воплотился в реальность: торговля органами и способность обогащаться за счет умерших уводит наше общество за грань абсурда».