Роман Минц: «Почему-то еврейская интонация в музыке мне дается легко»

Ночь, как свиток, разворачивается медленно –
внутри нее затаился древний шепот:
аннулируются обеты,
разрываются тонкие, почти невидимые нити,
которыми страх связывал дыхание.

Сегодня тот шепот встречает утро.
Вместо замерших голосов – крик,
вместо тьмы – свет, в котором видны лица вернувшихся.
Цепи – больше не метафора, а воспоминание.

Кол Нидре звучит не только в синагоге –
оно звучит в воздухе освобожденного дня,
в легких, впервые вдохнувших без оглядки.

Сегодня мы радуемся, мы ликуем, сегодня – день окончания войны и освобождения заложников, а я сижу и слушаю «Кол Нидре» Джона Зорна в переосмыслении Романа Минца. Музыканта и гражданина, скрипача, профессора Королевской Бирмингемской консерватории. (О том, как он отреагировал на 7 октября, читайте здесь.) На первый взгляд, эти два события принадлежат разным эмоциональным мирам: одно – ликующее, политически и человечески конкретное, другое –  сосредоточенно-ритуальное, погруженное в покаяние и память. Но именно в их пересечении рождается мощный символический пласт.

Сегодня «Кол Нидре» звучит иначе. Так услышал его Роман Минц, так увидела его автор видеоролика Тэя Спектор. Минц, кстати, записал на этом сингле две скрипки и альт, а на виолончели играет Кристина Блаумане. Живущий в Израиле Паша Богатыренко свел все воедино, и прежде чем вы все увидите и услышите сами, хочу поделиться парой мыслей о том, отчего визуальный эквивалент «Кол Нидре» и сегодняшнего дня – балансирующий на канате человек. Нет, не ницшеанский канатоходец, которого я нежно люблю; нет, тут совсем иное.
Про тонкое колебание между тьмой и светом, про уязвимость и освобождение.

Сегодня эта молитва, веками произносимая в полумраке, вдруг обретает дневной свет – свет возвращения. И звучит она не из глубины ночи Йом Кипура, а на фоне утра, в котором впервые за долгое время дышится свободно. В видео это ощущается почти телесно: человек качается, балансирует на грани, как будто сам звук «Кол Нидре» держит его в равновесии. Пограничное существование, где страх и надежда сталкиваются в каждом движении. Этот, новый «Кол Нидре» – не просто аннулирование обетов. Это акт внутреннего освобождения, решающий разрыв невидимых уз, которыми страх опутывает речь и память. Сегодня «Кол Нидре» принадлежит всем, кто пережил эту зыбкую грань и вновь стоит на твердой земле.

Музыка альбома – напряженный, хрупкий, экспериментальный звуковой мир. Она тоже балансирует между медитативностью и внутренним разломом, как будто сама молитва идет по канату, натянутому над бездной. Человек, пытающийся удержать равновесие, становится телом этой звуковой материи.

Ночь «Кол Нидре» всегда начинается с тишины. Это не пустота, а пространство, в котором начинают расслаиваться слова, произнесенные в страхе, в отчаянии, в темноте. Одно за другим они теряют силу, как старые узлы, которые кто-то терпеливо развязывает.

Сегодняшнее утро было похоже на то мгновение, когда последняя нить отпущена. Вместо замкнутого круга – лица тех, кто вернулся.
Вот и в музыке слышится то, что трудно выразить словами: коллективный выдох после долгой задержки дыхания.
Сегодня «Кол Нидре» выходит за пределы синагогальных стен и концертных залов, он становится общей мелодией освобожденного дня.

«Большая часть этого альбома была записана 10 лет назад, – говорит Роман Минц. – По разным причинам я тогда не стал его издавать. С тех пор произошло много разного: война в Украине, перемена места жительства, в какой-то степени – переизобретение себя. И в момент, когда, как мне казалось, я начал справляться и вставать на ноги, случилось 7 октября 2023 года. И всё, что за этим последовало.

Количество антисемитских инцидентов в Лондоне, где я живу, выросло в тысячи раз. Я стал бояться за детей и смотреть на людей, надевающих кипу в публичном месте, как на храбрецов. Вскоре после атаки я с друзьями и коллегами со всего мира сделал свою версию песни «Золотой Иерусалим», которая, как говорится, «завирусилась», получив сотни тысяч просмотров. После этого я предложил своему другу и автору этой аранжировки «Золотого Иерусалима» Алексею Курбатову написать свою версию «Кол Нидре» для саксофона и струнного квартета. А потом я решил закончить этот еврейский альбом.

Почему «Кол Нидре»?

Во-первых, это одна из самых известных мелодий иудейской литургии, потому что она вдохновила нескольких неевреев на создание своих версий. Она вышла далеко за рамки «гетто» раньше, чем из гетто вышли сами евреи. Некоторые исследователи находят интонации «Кол Нидре» даже у Бетховена, в его квартете op. 131.

Во-вторых, именно «Кол Нидре» открывает самый важный еврейский день в году – Йом Кипур. Как и вся еврейская история, история «Кол Нидре» полна противоречий, споров и неоднозначности. Вплоть до того, что изначально многие раввины были против «Кол Нидре» и тем более против включения этой декларации в службу.

Из-за странного текста, в котором аннулируются будущие обеты, «Кол Нидре» часто использовалось антисемитами, утверждавшими, что евреям нельзя доверять.

И всё-таки именно «Кол Нидре» – не текст, но музыка – во многом стало мостом между евреями и окружающей средой. Именно «Кол Нидре» фактически стал музыкальной визитной карточкой евреев, проникшей в музыку классических композиторов. Самое известное воплощение принадлежит Максу Бруху – и его можно часто услышать с виолончелью или альтом в роли хазана.

А вот Кол Нидре Михаила Эрденко, как и самого Эрденко, мало кто знает и помнит. Когда я был маленький и начинал учиться играть на скрипке, моя мама покупала ноты в букинистических магазинах. Тем более, если на обложке крупным шрифтом были еврейские буквы. Михаил Эрденко был известным скрипачом цыганского происхождения. Из этой семьи вышло много известных артистов, выступающих до сих пор. На титульном листе нот, которые купила моя мама, написано:

«Сочинение это посвящаю памяти Льва Николаевича Толстого, потому что Лев Николаевич очень любил слушать эту молитву и каждый раз, когда я к нему приезжал, он говорил: „дайте мне, старику, поплакать, сыграйте «Кол-Нидрей»“ Автор».

Так эти ноты и лежали у меня всю жизнь, пока я не решил сделать подарок отцу на день рождения и записать эту версию. «Кол Нидре» написанное цыганом в память о великом русском писателе. В этой фразе многое и про меня.

«Кол Нидре» Джона Зорна уникален тем, что не использует знаменитую мелодию совсем, вполне в духе парадоксального мышления этого автора, который очень сильно на меня повлиял в свое время. Судя по всему, он, как и я, и многие другие евреи, воспитанные вне еврейского контекста, задавали себе вопросы о том, что это вообще значит – быть евреем сегодня? Он нашел свои ответы в создании импровизационной еврейской музыки, которую назвал «радикально еврейской культурой». «Кол Нидре», возможно, одно из самых его традиционных сочинений.

«The Prayer» Елены Лангер – сочинение, написанное много лет назад, одна из моих первых премьер, причем премьера эта была одновременно выпускным экзаменом Лены в Московской консерватории. С тех пор прошла целая жизнь, а пьеса эта меня сопровождает; последний раз я исполнял ее с хором в Минске на концертах памяти жертв Холокоста.

С музыкой Александра Веприка я столкнулся впервые, когда занимался музыкой репрессированных композиторов. А музыкой репрессированных композиторов я занимался потому, что мой дед был репрессирован, и я считал распространение знаний о том страшном периоде важным, чтобы тот период не повторился. Когда я записывал это сочинение, я ещё не знал, что Веприк, у которого были амбиции стать еврейским Бартоком, находился от моего деда на расстоянии одного рукопожатия: один из товарищей деда по ГУЛАГу пересекался с Веприком в одном из лагерей.

«Нигун» Блоха я не собирался включать в этот сборник, в конце концов это сочинение настолько популярно, что можно найти тысячи разных записей, в том числе самых великих скрипачей. Но и тут есть для меня личная история. Первый раз эту пьесу я сыграл, учась в школе. И так вышло, что внук Фриды Бауэр, пианистки Давида Ойстраха, учился у того же педагога. И Фрида пришла на концерт слушать внука. И когда после концерта пианистка самого Ойстраха подошла ко мне и сказала несколько добрых слов, я был растроган и счастлив. Это одно из самых ярких впечатлений моего детства.

«Авода» того же автора – сочинение не менее удачное, чем «Нигун», но гораздо реже исполняемое, на мой взгляд, незаслуженно. Пусть его играют чаще.

Как и всё, что я записываю, это очень личный альбом. В течение жизни мое отношение к собственному происхождению, культуре предков и своему месту в ней претерпевало изменения. Я до сих пор не знаю, что такое быть евреем и до какой степени я им являюсь. Но я знаю, что почему-то еврейская интонация в музыке мне даётся легко».

Альбом Романа Минца «Кол Нидре» выйдет в ноябре, очень ждем.