Об Илье-пророке и огненных колесницах

Случилось вчера в Тель-Авиве абсолютно дивное исполнение мендельсоновской оратории «Илия». Причем силами исключительно отечественными – разве что Ахава пел француз Оливье Куаффе, слышанный мною прежде в партии Евангелиста от Матфея; тут же он выступил персонажем отрицательным – Ахавом-царем, нечестивцем, поклонявшимся языческим богам. Пророк Илия всячески его обличает, как и прочих иже с ним. Однажды я уже писала, что разница между пороком и пророком заключается всего лишь в одной согласной букве – так вот, тут Ахав символизирует собой те пороки, против которых борется пророк.

Но мы ведь о музыке, правда? А о ней на сей раз – сплошными суперлативами. И о самой музыке Мендельсона, красивой невероятно; и об искусной игре каждого музыканта (каждого!) Иерусалимского симфонического оркестра (не удержусь и упомяну слабость свою, виолончели, которые так аккомпанировали горестному монологу Илии «Es ist genug», что вы в который раз оценили мудрость виолончельного тембра), и о невероятном пении Израильском хора имени Гари Бертини, и о чудеснейшем хоре «Шахар». И о солистах – а были то, помимо Оливье, любимая нами сопрано Алла Василевицкая, и меццо-сопрано Шай Блох, а в роли заглавного персонажа – бас Одед Райх, слушая которого вы непроизвольно параллелили его Илию-пророка с другим провидцем – провозвестником сионизма Герцлем, которого Одед же Райх бесподобно пел в опере «Теодор» Йонатана Кнаана. И, разумеется – да нет, отдельное bravo дирижеру Ронену Борщевски, так искусно проведшего нас сквозь все перипетии сюжета, так тонко чувствующего оркестровую и хоровую материи, что изысканная романтичность музыки Мендельсона и религиозный экстаз сошлись в едином дыхании.

Мендельсон, кстати, тоже не стоял в стороне от истории сионизма – его дед, знаменитый философ и основоположник «еврейского просвещения» Мозес Мендельсон, наотрез отказавшийся ассимилироваться (в отличие от внука), был пророком Моисеем своего времени. Философ, экзегет и переводчик библейских текстов, критик, духовный вождь движения Haskalah по прозвищу «немецкий Сократ» сделал много чего замечательного, в частности, перевел на немецкий Пятикнижие Моисея и издал со своими комментариями на иврите. Ну да мы теперь не о нем – а о музыке, где каждая нота рождается из пыли и ветра, где вера дышит с сомнением в унисон. И вот сквозь это пространство, сквозь все оттенки пустыни (вы видели, какая она красивая? нет? поезжайте в Негев) вел нас вместе с хором и оркестром Ронен Борщевски. Четкий, внимательный, ясный дирижерский жест – это, знаете ли, очень хорошо. В отличие от многих коллег, он отнюдь не грешит викторианской старомодностью и сентиментальностью. К тому же маэстро мастерски задаёт темп партитуре, и речитативы исполняются довольно живо, что подчеркивает естественный ритм речи.

Иерусалимский симфонический оркестр находится в великолепной форме – это видно по умному и живому восприятию музыки. Столь же безупречен хор, особенно впечатлило, как он вознес Илию на небеса в огненной колеснице. Бас Одеда Райха (вчера он был сильно простужен, но как все-таки пел!)  – словно каменная арка, удерживающая небо. Как последовательно раскрывает он каждую грань характера Илии, как противостоит приверженцам бога Ваала, как он властен поначалу, сколько в нем достоинства, и смирения, и сострадания; а вот он уже пророк-мститель («Не огню ли слово Его подобно?»). Изумительное, четко артикулированное пение, да еще и полное отождествление с персонажем. Фразы Оливье Куаффе (коих в партитуре не так уж много) серебрились сомнением, но стояли на своем. Алла Василевицкая (Вдова, Отрок) – свет, прозрачный источник, каждая фраза будто строит храм из воздуха. Хотелось бы также упомянуть ее Отрока – вообразите, что один детский голосок становится противовесом мощному басу, хору и оркестру, тем паче ребенку уготована тут ключевая роль: он по велению Ильи должен высмотреть хоть малейший признак дождевой тучи. Шай Блох (Ангел / Царица Иезавель) – хранитель-утешитель и мстительная, властная особа, гнев и скорбь земли, меццо с мягким дыханием и внутренней округлостью. Первый же их с Аллой дуэт пленил безоговорочно. Как и диалоги Илии и Ахава; впору было даже поверить, что это диалог двух полюсов одной мятежной личности.  

Что удалось прояснить? Наверное, что музыка Мендельсона – череда доказательств в пользу существования души. Судя по услышанному, душа существует. Да и вообще, часто ли услышишь в наших широтах романтическую религиозную музыку?