Еврейка Пина Бауш и ее сестра-близнец

Пина Бауш из Вупперталя, хореограф в черных мужских ботинках, метафизик страдающего жаждущего тела – и Рина Шенфельд из Тель-Авива, ломкая, надмирная, любящая побеседовать с ангелами. Они выглядели как сестры-близнецы – гладкая «балеринская» прическа, точеное узкое лицо, загадочные глаза с хитринкой. Эстетствующие суфражистки с декадентским изломом, променявшие котильоны на вывороченный постмодерн и отлично понимающие, что земля людей и земля балерин крутятся в разных галактиках.

Поразительное физическое сходство шокировало многих, прежде всего художников и фотографов, стремившихся запечатлеть их вместе, поймать недосказанность, иронию тончайшей выделки, золотое сечение, внутренний нерв. И они позировали – в мужских рубашках, с зажатыми в тонких пальцах сигаретами, с улыбкой двоящейся Моны Лизы.

«Кажется, будто только вчера ты и я встретились в Джульярде. Ты была так красива! Я восхищалась тобой, твоей личностью. В момент отчаяния именно ты взяла мои руки в свои и утешила меня. Этот жест привязал меня к тебе навсегда. На каждом шагу я чувствовала страстное желание проводить с тобой как можно больше времени и делиться самым заветным. Дорогая, красивая Рина! Твоя любовь к танцу, твои неустанные поиски, твоя энергия – то, что всегда придавало мне силы. С любовью, Пина». (Из письма Пины Бауш Рине Шенфельд.)

- Наше сходство было мистическим, – говорит Рина Шенфельд. – В годы учебы в Julliard School нас часто путали. Даже имена наши были схожи, в английском написании их различала лишь крошечная закорючка: Pina и Rina. Видимо, кому-то сверху было угодно, чтобы девушка из Германии и девушка из Израиля встретились в Нью-Йорке и полюбили друг друга на всю жизнь.

            Пина Бауш и Рина Шенфельд. Фото из личного архива

- Рина, вы действительно необычайно схожи внешне. А если говорить о схожести и различии вашего танца, вашей хореографии?

- Они очень разные. Связывает нас только то, что мы принадлежим к одному поколению, что мы одного возраста. Сегодня танцуют иначе – несмотря на то, что у нас много подражателей, это другой танец… Что касается различий между нами, то они бросаются в глаза, каждая из нас представляет иную телесную и духовную культуру. Я испытала сильное влияние Марты Грэм, она – Курта Йосса. Это совершенно разные подходы к танцу. Пина намного более театральна. Я использую объекты – она тоже их использовала, но совершенно иным образом. Более лирически, более абстрактно, более неосязаемо. Я чаще всего танцую соло – она же танцевала соло всего один раз в жизни. Вероятно, если бы она предпочитала монологи, у нас было бы больше общего. Но она предпочла работать с танцовщиками – ей удалось навербовать в свой танцтеатр лучших танцовщиков со всего мира, танцовщиков-актеров, вытворявших на сцене потрясающие вещи. Это было шоу – сродни бродвейскому. В Германии она могла позволить себе такую роскошь – у меня же в Израиле не было возможности содержать профессиональную труппу.

                       

                              Рина Шенфельд. Фото: Ран Басор

В свои 76 Рина Шенфельд выглядит сногсшибательно, поражая всех царственной осанкой. Да и то сказать: королева-мать израильского танца, его первая леди за более чем полувековую карьеру исполнила более 200 сольных партий в постановках Марты Грэм, Джерома Роббинса, Глена Тэтли, Джона Кранко, Софи Масловой, Боба Коэна и своих собственных. Сейчас она готовит премьеру нового спектакля – «Заметки о Пине Бауш». Этот оммаж ушедшей подруге – интересная, нестандартная попытка напомнить о том, что танец хорош не только с приставкой «нео», но и с приставкой «ретро».

- «Заметки о Пине Бауш» – это ведь название стихотворного сборника израильской поэтессы Адассы Таль?

- Да, именно с него всё началось. Адасса Таль принесла мне свою книгу «פתקים לפינה באוש». Эти стихи – некий коллаж из фрагментов, задерживающих солнечные лучи, стремящихся поймать движение в полете. Я попросила ее прочесть стихи вслух и записать звучание ее голоса. И когда я услышала эту запись, во мне словно что-то зажглось, какие-то новые ощущения. Я сразу прервала работу над другой постановкой – с Иданом Райхелем, потому что в голове моей родился новый танец – танец о Пине. Можно сказать, что я написала своеобразный сценарий фильма-спектакля с Пиной в главной роли –роли, которую исполняю я. А «саундтрек» для него создал молодой бразильский композитор Энрике Айзенман, восходящая звезда нью-йоркской музыкальной сцены. Кроме того, я использовала сицилийские заупокойные молитвы, восточный фольклор, латиноамериканскую музыку. Пина ведь переливала в танец впечатления от многих городов мира, в ее «географических» спектаклях-дневниках были и Гонконг, и Рио, и Лиссабон, и Рим, и Будапешт, и Стамбул, и Сеул…

В «Заметках о Пине Бауш» Рина Шенфельд вновь возвращается в их общее прошлое – и танцует вместе с ожившей Пиной на экране. Танцует соло на фоне кадров из фильма Пины «Плач императрицы» – пластического повествования об осязаемости отчаяния и неочевидности связей. Этот танец закручивает воздух, сжимает пространство, позволяет ощутить схожесть представлений двух королев танца о танце – и их различие.

- Она часто использовала воду, песок, цветы… Природа была у нее в особой чести.

- Я тоже как-то раз использовала воду, но куда скромнее: поставила на сцене маленький аквариум. У нее же вода лилась рекой, заливала всю сцену. В своем оммаже я играю и с песком, это некий холмик, скорее символичный, чем грандиозный, как это было у нее. Ее песок был европейским – влажная почва, из которой растут цветы; мой песок – сухой, песок израильской пустыни. Как и прежде, я пытаюсь построить для себя иной мир, где тоже есть море, небо, люди, но нет насилия и агрессии, которые отвращают меня от нашего общества. В том, другом мире, есть музыка и танец, и в этом танце все предельно внимательны друг к другу.

- Как бы вы определили стиль новой постановки?

- Она отличается от остальных моих спектаклей – и в то же время похожа на них. Это соединение мира Пины и моего. Эти миры встречаются между собой. Это посвящение Пине, которой уже нет, она словно просит: «Remember me!» И я вспоминаю… Вспоминаю отдельные моменты нашей жизни, нашей дружбы, которая длилась более 40 лет. В одном из пластических монологов я даже исполняю ее партию в «Кафе Мюллер» – танцую похожее соло. И знаете, на репетиции мне в какой-то момент показалось, что это она. Да нет же, сказала я себе, это я!

- Пина не раз приглашала вас выступить на ее фестивале в Вуппертале – она даже предлагала вам возглавить Фольквангскую школу Курта Йосса в Эссене, которую когда-то окончила. И, в свою очередь, часто гостила у вас в Израиле…

- Пина была одинокой и замкнутой. И наша любовь была единственной в своем роде – ни с кем другим в моей жизни у меня не было ничего подобного. В отличие от других студентов Джульярда, мы были немногословны, не сплетничали, но чувствовали и любили друг друга так, словно нас связала сама судьба. Порой я думаю, что, вероятно, это было связано с Катастрофой – после того как в последние годы узнала о том, что Пина, на самом деле, еврейка. Раньше об этом никто не знал.

- Большинство не знает об этом до сих пор.

- Самое странное, что и сама Пина Бауш лишь за два года до смерти узнала о том, что она еврейка. Ее мать была еврейкой, ей пришлось принять христианство в годы Второй мировой войны. Здесь, в Акко, живут ее родственники. Именно они сообщили Пине об этом – привезли фотографию сестры матери, которая жила в Эрец-Исраэль и была похожа на нее как две капли воды. Эта новость очень растрогала Пину. И когда мы встретились в Тель-Авиве, она рассказала мне, что на днях собирается навестить своих кузенов и кузин в Акко.

В новом спектакле Рины Шенфельд периодически возникают персонажи Пины Бауш: женщина в рыжем парике и черном пальто, семенящая на каблучках вокруг стульев и столов из «Кафе Мюллер»; пара, танцующая эротически медленное танго из «Бандонеона»; мужчина из «Полнолуния», выпускающий сигаретный дым сквозь потоки воды. И вода, вода, искажающая движения и силуэты танцоров: она льется в переполненные бокалы из шлангов, бутылок, ведер, выливаясь в итоге в изящный флирт полов. В конце концов историческая вуппертальская вода протекает в тель-авивское настоящее: Пина с зажатой в пальцах сигаретой танцует дуэт с Риной. Рина – в черном кудрявом парике, в руках – сочное яблоко, от которого она периодически откусывает (еще одно воспоминание – о португальской «Мазурке Фого»). В воздухе зависла фраза-формула фрау Бауш: «Меня не интересует, как человек двигается. Мне интересно, что им движет».

Рина Шенфельд шумит трудными спектаклями – и аукаются они далеко за пределами Тель-Авива. Недавно она стала почетным гостем церемонии открытии нового Центра исполнительских искусств на Васильевском острове в Санкт-Петербурге. С ее благословения школа современного танца ByeBye Ballet разместилась в двух залах – «Пина» и «Рина», названных в честь двух знаменитых танцовщиц и хореографов, Пины Бауш и Рины Шенфельд.

- В Санкт-Петербурге я провела мастер-класс и прочитала лекцию об экзотических способах жизни в движении. Меня особенно поразило то, что в цитадели классического балета с таким интересом относятся к современному танцу! Поэтому я рассказывала об израильском contemporary dance, о женщинах-хореографах, с которыми связана творческими узами – о моей духовной матери Марте Грэм («каждый танец – это вид лихорадки, диаграмма сердца», говорила Марта) и о моей подруге-близнеце Пине Бауш («танцуйте, танцуйте, танцуйте, иначе мы заблудимся», заклинала Пина). И еще меня очень тронули слова творческого директора центра, художественного руководителя ByeBye Ballet Лилии Бурдинской: «Новые залы ByeBye Ballet я посвящаю двум легендам танца – Пине и Рине, их молодости, их дружбе и их вечности». Далее она сообщила, что у зала «Рина» есть волшебный замок с двумя ключами, и вручила мне один из них. Все это действительно трогает. И мне, вместе с Лилией Бурдинской, хотелось бы пожелать российским танцовщикам воплощать в новых залах самые смелые, самые прекрасные идеи.

На открытии Центра исполнительских искусств в Санкт-Петербурге

Эта необыкновенная дама чаще всего появляется на сцене в чем-то сильфидном, лебедином, крылатом. К примеру, в своем программном спектакле «Close Up» Рина утопала в перьях – и танцевала перьепады собственного настроения.

- Вас часто называют «леди с объектами»: вы апеллируете к частям объекта, играете формами, но формами одухотворенными, а не бездушными. В каком-то смысле вы продолжает развивать на новом уровне традиции баухауза двадцатых годов…

- Я импровизирую на тему движения, и эта импровизация никогда не бывает заданной и логически выстроенной. Я просто решаю to take a chance. Я ищу чистую среду, а потом моделирую на ее основе чистый танец. И я люблю играть с предметами: они более беспристрастны, более постоянны, чем люди. Во время мастер-класса в Санкт-Петербурге я тоже играла с объектами, которые привезла с собой.

Она начинала в пятидесятые, с классического балета, с экзерсисов, батманов и фуэте. В юности судьба свела ее с Мией Арбатовой, балериной и педагогом, потом она уехала на учебу в Джульярд, а вернувшись, повстречалась с баронессой Бат-Шевой де Ротшильд, которая как раз задумала основать в наших палестинах ансамбль современного танца. По совету баронессы Рина вновь отправилась в Нью-Йорк, в Школу современного танца Марты Грэм. И отбросила все традиционные па, всю балетную технику, с ее прямыми ногами, пуантами, неподвижными бедрами, выгнутой ступней. В шестидесятые она стала одной из родоначальниц ансамбля «Бат-Шева», позже создала собственный ансамбль, где танцуют только девушки. Она и сегодня слишком многолика, слишком парадоксальна, слишком эклектична, слишком импульсивна и категорична, чтобы почивать на лаврах «примы израильского балета».

                «Заметки о Пине Бауш». Фото: Офра Фридман

- Вы сказали, что Пина была одинокой. Но ведь и Рина не случайно предпочитает танец соло…

- В конце концов, люди мне надоедают, я хочу остаться одна. Ибо лучше всех я понимаю только себя.

P.S. Премьера спектакля «Заметки о Пине Бауш» состоится 7 июня в тель-авивском центре Сюзан Деллаль (там же его можно будет посмотреть 14 июля и 14 августа) и в иерусалимском зале «Карнаф» 26 июня.