Серо-серое «Птичье молоко»

В Тель-Авивском музее искусств открылась новая экспозиция «Анна Ям: Птичье молоко» – персональная выставка молодого израильского фотографа Анны Ямщиковой. После репатриации ее родители сократили фамилию до понятной и благозвучно-произносимой, двухбуквенной и крайне приятной в жарком климате («ям» на иврите означает «море»).

В одном из текстов на сайте, посвященном творчеству Анны Ям, подробно и сухо перечислены анкетные данные родственников: бабушек и дедушек, мамы и папы. Имя, фамилия, год и место рождения, город, образование, работа, переезды, репатриация, снова имя и фамилия – уже немного иные, новые город и места работы, новые занятия, новые понятия. Физик занимается в новой стране фотографией, инженеры делают поделки из ракушек, преподают математику и увлекаются  ювелирным искусством. Часть семьи здесь, часть семьи – там. И в самом конце семейного древа: «Анна снимает 35-миллиметровой камерой и камерой среднего формата в цвете и черно-белых негативах. В основном она фотографирует людей, натюрморты, пейзажи». Так заканчивается ее curriculum vitae и начинается биография фотографа.

Самый распространенный вопрос, который задают Анне Ям, – «почему?». Почему она, молодая и удачливая, выросшая в Израиле и получившая здесь образование, премии, призы и стипендии, участвующая в десятках выставок и сотрудничающая с престижной галереей – почему она вновь и вновь возвращается туда, в первую часть curriculum vitae, и снимает стариков и могильные памятники, уставших и разочарованных людей, удивленных, растерянных детей, кривоколенные переулочки, в которых запутывается навигатор?

- Действительно, Анна, зачем вам это надо? Зачем ездить в Россию, копаться в прошлом?

- Затем, что для меня это не прошлое, а настоящее. Когда я приезжаю в Россию или в другие страны – а на выставке представлены фотографии из нескольких стран – то не чувствую себя туристкой. Я люблю снимать те места, в которых уже бывала, приехать туда снова и почувствовать, как изменилась я сама. Я уехала из России 12-летней девочкой, уже достаточно самостоятельной, уже увлекавшейся искусством. У меня были свои суждения, но все-таки личный багаж еще недостаточно накопился. Может, я езжу туда, в Екатеринбург, откуда родом моя семья, именно для того, чтобы восполнить этот багаж?

- Однако вы закончили первую академическую степень в колледже «Бейт-Бёрл», вторую, по фотографии – в Академии художеств «Бецалель», у вас проходят выставки, в том числе и за границей, вас постоянно представляет тель-авивская галерея «Браверман»…

- Но чего-то недостает. Это ни в коем случае не состояние оторванности и не поиски корней – это, повторюсь, желание пополнить багаж. Родня моего отца живет в Екатеринбурге. Он уехал туда обратно через 10 лет после репатриации и живет в квартире бабушки и дедушки, каждый угол которой я помню. Когда мы с сестрой приезжаем навестить отца, я чувствую, что попадаю не в прошлое, а в некую среду, помогающую мне осмыслить те изменения, которые произошли во мне самой. И эти изменения позволяют мне делать фотографии, которые, смею надеяться, воздействуют на зрителей. Да и на меня саму.

- Персональная выставка в Тель-Авивском музее искусств молодого израильского фотографа или художника – не по поводу присуждения ему «поощрительной» премии, именной стипендии или приза какого-либо фонда, без связи с каким-либо свежим лауреатством, а просто потому, что он есть – большая редкость. Я бы даже сказала, верхняя ступень почета. Что дальше?

- Дальше – выставки за границей и более крупная ретроспективная выставка в этом же музее через несколько лет, надеюсь. Ждите изменений…

Анна Ям тянется не к старому, а к удивляющему, вызывающему желание искать. В старых символах она пытается отыскать новую символику. Недаром выставка названа «Птичье молоко». Мало кто из родившихся в эпоху второй половины ее биографии знает, что «Птичье молоко» – это название конфет, бывших признаком дозволенной роскоши, символом глотка несуществующего молока – равно как и не существовавшей «там» свободы. Лакомством из иного мира под названием «там» – мира, куда все стремились. Глянцевая коробка с липко-сладкой начинкой. Было ли это вкусно? Не очень – но замены этому не было. Конфеты «Птичье молоко» для многих были столь же недосягаемы, как и свобода. Серо-серые, черно-белые, изредка с отдельным цветным монохромным пятном – плеск желтого, крона зеленого. В фотографиях Анны – привкус ностальгии, хотя по сути это ее биография – прежняя, нынешняя и будущая, реальная, придуманная и заново собранная.

Большинство снимков на выставке в Тель-Авивском музее искусств сделаны за два последних года в местах, далеких от ее дома – в США, Италии, Франции, России, часть – в Израиле. В местах, ставших вехами в ее путешествиях, во внешних и внутренних поисках того, что интересует каждого: «кто я?» и «зачем я?». Калейдоскоп кусочков жизни, попавших в рамки снимка: чья-то рука, чье-то лицо, лобовое стекло автомобиля, скульптура в саду, кусочек улицы, глаза детей, взгляды взрослых – кадры распадаются, разлетаются и собираются вновь в одну линию, в ленту вдоль маршрутов ее путешествий.

В каждой из, казалось бы, просто сделанных фотографий  Анны Ям всегда видны три слоя, три измерения, три момента времени. Мгновение «до», мгновение «сейчас» и мгновение «после». Фотограф уже оторвала палец от кнопки спуска, но на снимке успело отпечататься немного будущего. Потому эти кадры так напоминают немое кино – показ нарочито со сбоями, с перерывами, иногда с порванной лентой. Неисправность древнего кинопроектора придает своеобразную эстетику парадоксов и противоречий. На снимках, у которых нет названий – старики, туман, в котором расплываются формы, застывшие гравированные лица мертвых в ледяной тишине надгробий.

- Может, это фото-спиритизм – фотографировать души мертвецов на каменных плитах?

- Я не всегда знаю, кто или что ответственно за то, что появляется в моих фотографиях. Может быть, это я. Возможно, это камера. Возможно, это сам момент. Я просто фотографирую. Иногда даже не глядя через объектив. Иногда экспериментирую с освещением. Но, в любом случае, некоторые вещи происходят сами по себе. Я действительно не знаю, как появляются эти изображения.

Фотографии Анны Ям – это рассказы о местах, ​​людях и событиях, а не рассказы о ее поездках. Это художественные снимки, вид  путевых заметок. И в то же время это «неправильные» заметки и «неправильные» фотографии – тем они и притягивают: напряженной противоречивой эстетикой, хмурым туманом в зеркале, с поверхности которого только что сорвали ткань, и потому настоящее еще не успело в нем четко отразиться, оно неопределенно и расплывчато.

- Вы как-то сказали, что предпочитаете, чтобы зрители не сразу понимали ваши работы, точнее – чтобы они воспринимали их постепенно, послойно…

- Мне хочется, чтобы посетители на выставке подошли к фотографиям, посмотрели и прошли дальше, вернулись и еще раз вернулись, вгляделись бы в работы снова, но в другой момент. В каждой моей фотографии много слоев – для зрения и восприятия. В них надо поверить, их надо увидеть, и для этого требуется время.

Время есть всегда, иногда оно бесконечно, иногда его немного. Иногда время расплывается в молочном тумане – как на фотографиях Анны Ям, иногда – спрессовано в кристаллы, как на включенных в экспозицию снимках прозрачных кристаллов, сделанных во время научных изысканий ее бабушкой – физиком и фотографом Светланой Фишелевой. В данном случае у времени есть веха – 22 августа, последний день работы выставки «Птичье молоко».