«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
|
«Фрейда звали не Зигмунд, а Шломо. Но он это тщательно скрывал»
09.12.2014Лина Гончарская |
В Тель-Авиве состоялся симпозиум «Почему Малер?» – его ведущим стал автор одноименного бестселлера (а также множества других), автор программ на BBC, маститый британский музыкальный критик Норман Лебрехт
Как оказалось, Лебрехт прекрасно говорит на иврите: уроженец Лондона и сын еврейских родителей мальчиком приехал в Израиль, поступил учиться в ешиву, стал талмудистом, немного поработал на израильском радио и… вернулся в Лондон. Вся англоязычная, равно как и русскоязычная публицистика об этом умалчивает – не обнаружено упоминания об этой истории ни в википедии на иврите, ни в прочих энциклопедических источниках. Так что искусное владение Лебрехта языком предков стало для многих в зале шокирующим открытием. Равно как и то, что второе его имя – Нафтали.
Не менее шокирующим открытием стало известие о том, что автобиография Альмы Малер (урожденной Шиндлер) «Моя жизнь» – сплошная выдумка. «Не верьте ни единому ее слову!» – призвал Норман Лебрехт, на протяжении 30 лет изучавший подлинные документы, связанные с жизнью Густава Малера, и встречавшийся с оставшимися в живых очевидцами событий. Британского гостя поддержал видный израильский драматург Иегошуа Соболь, автор пьесы о «мучительной музе» Альме.
Ну, мы-то знаем, что у малеровской жены, пленявшей всю венскую богему, было два любимых напитка: бенедиктин и… мужское семя. Немудрено, что в жизни Малера она была олицетворением Эроса – и Танатоса: достаточно обратить внимание на посвящение-оксюморон на полях партитуры Десятой, неоконченной симфонии: «Для тебя жить, для тебя умереть, моя Альма...»
Поскольку сам Густав был домашним тираном, а молодая Альма – неверной женой (крутившей романы с Гропиусом и Кокошкой), немудрено, что в конце концов Малер обратился к Фрейду, которого собственный отец именовал в письмах исключительно «Шломо» (но сам он это тщательно скрывал, предпочитая называться Зигмундом). Если же быть более точными, Фрейд, начинающий психоаналитик, обратился к директору Венской придворной оперы с просьбой о встрече. Малер согласился не сразу, но когда это наконец произошло, наотрез отказался от традиционного сеанса «на кушетке»: они встретились в кафе, а затем отправились на прогулку, которая длилась четыре часа. Результат оказался неожиданным: Малер, в начале брака противящийся тому, чтобы Альма продолжала карьеру композитора, начинает добиваться исполнения ее сочинений. И посвящает ей Восьмую симфонию. Увидев в газете известие о смерти Густава Малера, Фрейд внезапно спохватился, что не выставил счет за ту прогулку, – и отправил его Альме.
«Фрейда и Малера объединяло то, что они использовали в своей работе моменты из личной жизни, – заметил Лебрехт. – И то, что два этих светских еврея изобрели свою собственную религию».
Далее была затронута проблема интерпретации малеровских сочинений. К обсуждению подключился израильский маэстро Ноам Шериф, который как раз в эти дни возродил в наших палестинах исполнение исполинской Восьмой – «Симфонии тысячи участников». По утверждению Шерифа, «тот, кто взялся дирижировать Малера, должен быть, во-первых, композитором, а во-вторых, немножко евреем». (Сам Ноам, как нетрудно догадаться, соответствует обоим пунктам). «Разве? – возразил ему другой композитор, профессор Гидон Левинсон. – Нацист Виллем Менгельберг дирижирует Четвертой Малера как супер-еврей, выявляя всё его брехтианство!»
Все господа, однако, сошлись в едином мнении по поводу того, что самым главным для Малера была свобода интерпретации. «Интерпретируйте мою музыку так, как вы чувствуете в данную минуту», – просил Малер всех без исключения дирижеров. Почему? Да потому что сам был интерпретатором: Малер подхватил брошенную Шуманом перчатку: он писал музыку о музыке.
Пару любопытных деталей к моему знанию о Малере добавил профессор Левинсон: «Он брал ДНК той или иной культуры – чаще всего еврейской – и рассматривал ее поведение под микроскопом, как истинный бихевиорист. Этимология его поведения за дирижерским пультом – в еврейской жестикуляции, рождающей мелодию, артикуляцию, аккорд. Он никогда не указывал темпов в партитуре, ограничиваясь советами дирижеру на немецком языке. Никогда не писал, сколько его произведение должно звучать. Он признавался, что и сам два раза подряд не берет одинаковые темпы, ибо ему невыносимо скучно вести произведение по проторенной дороге. Он устоял перед соблазном прописывать хронометраж, предоставив каждого самому себе, чтобы тот вник в произведение поглубже и сам вычитал из него все, что может».
Что же касается интерпретаций музыки Малера и его коллег самим Норманом Лебрехтом, то в этой связи настоятельно рекомендуем ознакомиться с его книгами «Почему Малер?», «Mahler Remembered», «Маэстро, шедевры и сумасшествие» и «Кто убил классическую музыку? История одного корпоративного преступления». Стоит также прочесть одну из его статей, озаглавленную: «Были бы мы евреями без музыки?». В этой связи вспоминаются последние слова Шенберга, начертанные на листе нотной бумаги: Ich bin ein kleiner Judenbub (Я – маленький еврейский мальчик). Да и Густав Малер говорил: Еврей – как пловец с короткими руками: он должен тяжело работать, чтобы достичь берега. Что ж, оба они делали музыку, исходя из осознания своего еврейства.
P.S. Беседы о Малере были озвучены опусами самого Малера, а также Шенберга, Цемлинского и Корнгольда в исполнении без преувеличения дивном – участвовали в камерном концерте местный Ростропович Хилель Цори, аксакал израильской фортепианной школы Йонатан Зак, первая скрипка «Ансамбля XXI века» Яэль Барольски, альтист Йоэль Гринберг из «Кармель-квартета», израильская прима-сопрано Шарон Росторф-Замир и британский баритон Дэвид Вейкхэм. |
|
|
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|