На подножке «Трамвая»

Американский драматург Теннесси Уильямс рассказывает в своих «Мемуарах», как проводил с приятелями и тогдашним своим возлюбленным Санто лето на мысе Кейп. Бунгало у воды, другая, «огненная вода», которая употреблялась в больших количествах, вода же из крана не текла вовсе. Электричества тоже не было. Уильямс продолжал работу над пьесой «Трамвай “Желание”» – уже было известно, что ее поставит режиссер Элиа Казан. А потом в гости к драматургу и его компании приехал никому не известный молодой актер, красивый и знающий толк в технике. Он исправил водопровод и вернул в хижину электричество. Актера звали Марлон Брандо. После удачи с ремонтом он уселся в уголке и стал читать роль Стэнли Ковальского. Драматург подавал ему реплики. Теннесси Уильямс тогда впервые услышал свой текст звучащим. В том же бунгало пришла к нему ставшая всемирно знаменитой финальная реплика Бланш: «Я всегда зависела от доброты первого встречного».

Со дня премьеры 1947 года в университетском городке Нью-Хейвен «Трамвай “Желание”» претерпел множество трактовок и осмыслений на театре. В том числе в Израиле – в дружном порыве порадовать своего зрителя (а заодно преодолеть материальные трудности) объединились национальный театр «Габима» и тель-авивский Камерный. Режиссером выступил худрук «Габимы» Илан Ронен, переосмысливший пьесу на собственный лад. К примеру, Стэнли (красавчик Амос Тамам) в этом спектакле турок – а не поляк, как у Теннесси Уильямса. Видимо, режиссер решил, что лучше показывать жизнь и менталитет восточного человека: людям Востока это ближе. Далее: по замыслу режиссера, Стелла и ее сестра Бланш (первую играет Анна Дубровицкая, вторую – Евгения Додина) иногда говорят между собой по-русски. Израильский зал, хорошо известный своей нетерпимостью, в такие моменты роптал и гудел. «Мы же не понимаем!» – безапелляционно вещали мои коллеги-критики в фойе после завершения спектакля. Хотя слова «моя девочка» и еще две-три подобных фразы, произнесенные по-русски, вряд ли мешают воспринимать спектакль в его целостности – как, впрочем, ничего к нему не добавляют. Разве что намек – дескать, сестры Дюбуа тоже совсем не француженки.

Художник-постановщик Нета Хекер придумала сценографию, исходя из важности ключевых деталей: стена – вся в граффити – в районе с социально неблагополучным населением, бумажный абажур, чемоданы, стол для покера, пивные бутылки. Ждать наилучшей комбинации в игре – и пить пиво. Смотреть на всех сквозь призму страха. Жить на чужбине. Не случайно спектакль начинается с дороги: дама в белом, элегантная и растерянная, возникает на сцене, крепко вцепившись в белый чемодан – здесь проляжет путь на ее Голгофу.

Теннесси Уильямс умел сострадать. И маршрут от улицы Дезире до кладбища – а именно так идет трамвай в этой пьесе – был ему хорошо знаком. Оттого его заблудившаяся во времени героиня Бланш, лишившись неутолимого desire (не помогут ни ежедневная трехразовая ванна, ни нарочитая аристократичность, ни карнавальная корона из чемодана, ни гениальная иноприродная игра Додиной), сойдет с рельсов и окажется в психушке. Оттого эмигрант Стэнли, человек по-своему преданный (а в трактовке Амоса Татама и вовсе обаятельный) брутален и циничен – да и каким еще быть, если тебя не учили тонкостям этикета? И наследства не оставили? И если ты всегда воюешь? И если уютное место под солнцем тебе не дано по праву рождения? Тебе не нужны чужаки вроде Бланш, которые пытаются поколебать твой мир: свое нужно отстаивать зубами и кулаками.

Спектакль Илана Ронена рассказывает об эмигрантах. О драме, развернувшейся за испачканной надписями стеной. Среди чужих, среди дискомфорта и бедности. Когда надо смотреть на вещи подозрительно и цепко, но думать только о себе. Иначе вас сбросят с подножки «трамвая».

Фото: Жерар Алон