Шалунишки Сиона

В Хайфе состоится камбек одной из блестящих израильских групп недавнего прошлого: трио «Шовавей Цион» («Шалунишки Сиона»). В составе трио выступают Ханан Йовель, Коби Ошрат, Коби Рехт. Их предыдущая встреча состоялась в июле 2006 года. Имя каждого из троих говорит само за себя

Коби Рехт

Коби Рехт – певец, композитор, киноактер, хорошо известен в Израиле. Много лет он провел за пределами родины, однако в настоящее время прочно здесь закрепился. Израильтяне в основном знакомы с его местным обликом. Мало кого интересует тот факт, что в 70-е и 80-е годы, мотаясь между Лондоном, Лос-Анджелесом и Парижем, он писал сотни песен на английские и французские тексты, которые пели видные певцы. И тогда, и сейчас Коби Рехт отдает дань любимому блюзу.

В конце 90-х вышел сборный израильский альбом Коби (Яакова) Рехта, куда вошли, кроме 15 его собственных, три песни Саши Аргова – среди них потрясающая песня-молитва «Коль нидрей» («Все мои обеты»). Встречали мы Коби Рехта и в кино – в частности, в культовом фильме «Ха-лаака» («Армейский ансамбль»), где он играет характерную роль ленивого, вальяжного вершителя судеб участников ансамбля, не расставаясь с вечно дымящей сигаретой. Кстати, и в других фильмах он играет похожие роли, оставаясь в своем амплуа. Сам Коби сочиняет песни с начала 70-х. В числе его первых шлягеров – «Лех ита» («Иди с ней»).

Голос у Коби Рехта редкий. И во время телефонных бесед, и в разговоре в кафе, и в процессе расшифровки нашей беседы меня не покидало ощущение, что я слышу голос Арика Айнштейна. Это факт вызывает у Коби немалое удовольствие, он с теплом говорит о своем вокальном «двойнике». Увы, Арика уже нет с нами.

- Судя по тому, что я о тебе знаю, ты крутой рокер. Однако ты преспокойно поешь песни Эрец-Исраэль.

- И то, и другое равноценно. С юных лет я был помешан на Элвисе, на 50-х. В армейском ансамбле, в «Лаакат пикуд ха-мерказ», где я служил, петь по-английски было почти нельзя. В 1967 году я получил свои первые роли, спел первые соло, начал репетировать вместе с Аси Даяном, снялся в фильмах «Он шагал по полям», «Боевая высотка». Там же начался мой контакт с Сашей Арговым. Он пришел на одну из премьер и услышал меня: «Годы, годы я ищу такой голос, как у тебя! Давай-ка запишем альбом!». И прекрасный альбом состоялся.

Однажды Коби Рехт, Коби Ошрат и Ханан Йовель объединились в трио «Шовавей Цион» и, хотя выступали недолго, сумели оставить яркий след в истории израильского рока. Название «Шовавей Цион», построенное на игре слов, перефразирует название известного еврейского сионистского движения «Ховевей Цион» («Любящие Сион») – хотя и означает «Шалунишки Сиона». Чувство юмора объединяло троицу с самого начала. Так, в пику мировому мюзиклу-шлягеру «Волосы» они при помощи Йонатана Гефена сочинили свой, на иврите. И назвали, конечно, «Лысина».

После распада трио Коби Рехт отправился попытать счастья за границу. Как все израильтяне. В общей сложности он прожил за рубежом полтора десятка лет. В Париже, в Лос-Анжелесе, в Амстердаме он писал сотни песен. На фестивале «Золотая роза» получил премию Ассоциации французских журналистов. Когда один из альбомов стал чемпионом продаж (два миллиона!), ему, единственному иностранцу, предложили контракт в фирме CBS. Он делал шлягеры с Элтоном Джоном, Леонардом Коэном, Карлосом Сантаной. В США в 1990-м был снят фильм «Маска красной смерти» («Mask of the Red Death») по рассказу Эдгара Алана По. Режиссер Алан Биркиншоу, продюсер Гарри Алан Тауэрс, композитор Коби Рехт.

В конце 70-х вместе с женой, актрисой Ирис Ютват, Коби решил, что пора вернуться из Парижа домой, построить дом, родить ребенка. Лишь в 1983 году Рехт выпустил первый по-настоящему полноценный местный альбом. Рок его – точный, многоплановый, прозрачный, чуждый общепринятым местным течениям, с опорой на американскую «новую волну». Понятно, что такой альбом не привлек особого внимания израильской публики. Несмотря на то, что критика была неплохой, концерты, сопутствовавшие выходу альбома, не принесли достаточно финансов. После неудачной попытки создать рок-альбом на основе 50-60-х Коби Рехт обратился к песням Саши Аргова – и немедленно заслужил пламенную любовь слушателей. В числе международных хитов Коби Рехта – мюзикл «Яблоко».

- В записях мюзикла «Яблоко» участвовал музыкант Джордж Клинтон. С ним я работал сутками, не поднимая головы. О таком можно было только мечтать! И в это же время мотался между Парижем и Израилем. Опять вернулся домой, выпустил альбом «Мистовевет шмуа» («Ходят слухи») в духе авангард-рока. Развелся с первой женой. Потом в Лондоне, куда поехал уже со второй женой, сделал саунд-трек к фильму Менахема Голана «DELTA FORCE» («Сила дельты»). Но... я ведь израильтянин. Сколько же можно гулять по заграницам, пора и честь знать. И в начале 90-х мы вернулись окончательно.

- Как же ты переносишь местную действительность?

- Сложно... С тех пор, что я в Израиле, почти не пишу. Вот смотрю я на людей и думаю: «Что же я могу для них написать?». Мне нужно свое творчество настроить на определенное направление, или уж лучше вообще не писать. Там я был повязан только на музыке. Столько лет провести за границей, понимаешь, совсем непросто. Но надо быть здесь.

- Что же так сильно привязывает тебя к Израилю? Какие-то особые корни?

- Мои родители прибыли в Эрец-Исраэль в 1935 году из Варшавы. Мать играла на контрабасе, бабушка – она была из Киева – читала мне басни Крылова по-русски. А мать запрещала: «рак иврит». Отец был основателем инженерных войск. Я вырос в поселке Цеэла для военных. Напротив нашего дома жил Арик Шарон. Он был тогда полковником, подтянутым, стройным. Я за его сыном присматривал иногда. Через три дома от нас жил Моше Даян, уже тогда глава Генштаба. Там же жили бывший глава Генштаба Мордехай Маклеф, Ицхак Рабин. С Далией Рабин мы учились вместе. Арик Шарон – последний из могикан. Этот человек мне очень дорог, он по-доброму ко мне относился. Когда мой отец скончался, Арик Шарон прислал письмо с соболезнованием. В последнем моем диске я выразил благодарность ему и своему сыну Тому. Арик Шарон написал мне в ответ: «Твои песни обладают индивидуальным почерком, они интересные, эмоциональные». Арик любил музыку. Он был легендой при жизни. Остановил войну Судного дня, можно сказать, собой закрыл!

- Но он же осуществил размежевание.

- Да, и сделал это по-военному. Он доверял только самому себе, был очень прямым, сильным и категоричным, вовсе не дипломатом. Но заботился о народе.

Что ж, в политике, как и в пище, на вкус и цвет товарищей нет. Но мы не можем не обсудить настоящую ситуацию, войну. Со всех сторон. И тут Коби с явным удивлением вспоминает, как однажды свершилось его предсказание:

- В 1991 году, когда шла война в Персидском заливе, мы всей семьей сидели у телевизора, смотрели американские, британские новости. Я стал таким спецом, куда там! Даже тетрадку завел, и в 1991-м в ней записал: «Горбачев уйдет, вместо него будет Ельцин». Хотя Горбачева очень уважал. Ну кто мог этому поверить?! Как-то сказал об этом русскому аптекарю, а он меня на смех поднял. Есть, есть что-то такое неясное. Однако то, что мы живем по принципу «моя хата с краю», выводит из себя. Сил у него мало, у Буша. Он должен был покончить с Ираном. Но этого не произошло, хотя время играло в его и нашу пользу. Разве можно продолжать жить с этой тикающей бомбой?! Невозможно это терпеть, нет ни стратегии, ни тактики, на два дня, на два часа вперед не видят! И все же нам нельзя сдаваться!

Вот как повторяется история. В 2003 году вышел его третий альбом «Ха-рэга ха-нахон» («Правильный момент»). Почти все тексты он пишет сам. На прощание Коби дарит мне диск с песней «No love in Teheran», которую записал еще в 1985 году – с музыкантами Элтона Джона, с продюсером Beatles. Что сказать? Перфекционист он, этот Коби Рехт.

Сегодня в Израиле в моде музыка «мизрахи». Ориентальная то бишь. Коби Рехт, по идее, выпал на обочину. Однако он хорош и без «мизрахи», отличен в своем мягком рок-стиле. Он, как многие артисты, талантлив в нескольких ипостасях: актер кино, певец, композитор и поэт-песенник. В середине 90-х, когда Коби Рехт вернулся домой после длительного пребывания за бугром, он нашел свою золотую середину: мягкий, теплый рок, очень выгодно оттеняющий тембр его голоса.

Ханан Йовель

«У каждого человека есть имя, которое дала ему мать и дал ему отец» – эта песня Ханана Йовеля на слова поэтессы Зельды по традиции исполняется в день Катастрофы в Израиле и за рубежом. А у каждого хорошего композитора есть песня, подаренная ему вдохновением.

Ханан Йовель, он же Булаевский – невысокий, круглолицый, легкий на подъем, доброжелательный и открытый в разговоре. Светлый, прозрачный голос. Мать Ханана Йовеля, уроженка Латвии, приехала в Израиль в 30-е годы, а те, кто остался, погибли в нацистских лагерях. Его отец, уроженец Казатина, что близ Киева, прибыл в страну, вдохновленный сионистскими идеалами. Отец, говорит Ханан, вспоминал страшноватую историю: его арестовали в Москве, и из тюрьмы его и друзей вызволила Екатерина Пешкова, жена Максима Горького.

Ханан родился в кибуце Мишмарот, его земляки – Меир Ариэль и Шалом Ханох. Места детства символизируют безоблачные годы, гармонию, сионистские идеалы. Детство, впрочем, недолго было безоблачным – рано умер отец, старшая сестра погибла от шальной английской пули незадолго до окончания британского мандата. Когда семья переехала в Пардес-Хану, Ханан Йовель стал учиться в сельскохозяйственной школе, в которой преподавала его мать: 

- Нам не прививали сионистские идеалы, они как-то сами впитывались, из воздуха. И учебой нас не особенно утруждали, главное было – общество, общение и его ценности. Известные люди вышли из нашей школы.

В армии Ханан, как многие звезды израильского искусства, вписался в прославленный ансамбль «Лаакат ха-Нахаль», где в 60-е годы оттачивались таланты будущих деятелей искусства и культуры: 

- Армейские ансамбли были нашими университетами. В те годы телевидение находилось в зачаточном состоянии, радио вещало четыре часа в сутки, и армейские ансамбли в буквальном смысле слова несли культуру в массы. В одно время со мной служили Тувья Цафир, Шалом Ханох, Шула Хен, Саси Кешет: настоящая кузница талантов. В 1966 году в одном из концертов вместе с нами выступило трио Геулы Гиль. Они только что вернулись из турне по Советскому Союзу, весь Израиль был потрясен таким успехом. Вообрази то время и представь-ка, что означало выступление в СССР!

В школе Ханан начал учиться играть на гитаре, но ведь музыка – вещь несерьезная. Так считала семья. Все в родне врачи, адвокаты, бизнесмены, а этот парень болтается с гитарой и поет, ничем толком не занимаясь. Легкомысленному отпрыску предложили учиться на агронома. И он даже начал. Но вдруг – а в его жизни многое происходило вдруг – ему было предложено принять участие в серии концертов за огромные по тем временам деньги. А вскоре разразилась Шестидневная война.

- Летом 1967 года мы с группой ребят поехали на гастроли в Турцию, затем на целый год в США. Вот тут-то я начал взрослеть. Однако после года жизни на колесах я единственный из этой компании решил вернуться в Израиль.

- Перед тобой открывалась возможность карьеры в Америке, голубая мечта многих музыкантов. Чем же объяснить твое возвращение? 

- Не буду говорить о патриотизме, о высоких материях. Видно, натура такая: в гостях хорошо, а дома лучше. Мое место здесь. Хотя я часто езжу на гастроли в Европу, в Америку, но каждый раз счастлив, возвращаясь домой.

Он не прогадал, вернувшись. Шалом Ханох, Бени Амдурски и Ханан Йовель собрали трио «Шлошарим» (игра слов, «Трое поют») и в короткий срок добились оглушительного успеха, отзвуки которого слышны и поныне. Ханан Йовель женился, остепенился. Однако Шалом Ханох вскоре начал работать с Ариком Айнштейном, в 1970 году у него родилась дочь Мая, он уехал в Лондон. И группа распалась.

Вскоре сложилось трио «Шовевей Цион». Но и здесь, несмотря на успех, что-то не срослось. Так пришли усталость, разочарование, угнетали неопределенность, неуверенность в завтрашнем дне.

- Однако иного пути, кроме музыки, я уже не хотел. Тогда я с гитарой отправился в Яффо, в экзотический туристский клуб «Омар Хайям», где выступала уже знаменитая Хава Альберштейн. Меня поставили на «разогрев». Здесь пришли ко мне первые песни на стихи Йегуды Амихая «Бе-терем» («Накануне»), «Шнейну яхад ве коль эхад левад» («Двое вместе и каждый в отдельности»). Они с успехом зазвучали на радио, за ними появились другие. Передо мной открылись новые горизонты.

- Ты стал композитором, певцом. Почувствовал вкус славы? 

- Да, меня начали узнавать в израильских масштабах, но называться композитором, певцом, стать в один ряд с великими?! Композиторы – это Бах, Шуберт, Моцарт. Певцы – Карузо, Марио дель Монако, Шаляпин. Разве я имею право претендовать на такое обязывающее звание?

Это скромное высказывание звучит искренне. Надо сказать, что Ханан Йовель сумел проложить собственное направление в песенном потоке. Стихи Леи Гольдберг, Йегуды Амихая, Йонатана Гефена ложатся в основу ряда его песен, после чего наступает период многолетнего плодотворного сотрудничества с блестящим поэтом-песенником Эхудом Манором:
 
- С Эхудом мы сделали совместную программу «Песни Биньямины», затем записали альбом «Дор», по имени моего старшего сына. До сих пор я с наслаждением вспоминаю этот период. Но тут начинается новая война – Судного дня. Этот период был очень тяжелым, но плодотворным. Меня призвали в качестве резервиста, я много выступал в госпиталях, в воинских частях, где приобрел сценический апломб, опыт певца.

С началом алии 90-х Ханан Йовель не только узнал о родных, живших когда-то за железным занавесом, но и получил новых родных:

- В конце 80-х меня нашел в Израиле родственник, совершивший алию, и сообщил, что у отца осталась сестра, жившая все эти годы в Москве. Я даже не знал о ее существовании! Сейчас в Израиле проживают два моих троюродных брата и двоюродная сестра, с которыми мы постоянно общаемся. А в Россию я ездил, это было очень волнительно. В начале 90-х нам, израильским артистам, организовали гастроли, в состав делегации вошли Нурит Хирш, Узи Хитман. Моя группа отправилась в Одессу. И вот я стою на ступеньках Потемкинской лестницы и говорю себе: отсюда, из одесского порта, мой отец отправился в Эрец-Исраэль. Мороз по коже! А еще мы в Одессе побывали в доме Бялика и сняли фильм, в котором были кадры: я пою в доме Бялика песню на его слова.

- И в доме Жаботинского ты тоже побывал?

- Конечно. Все это произвело на меня неизгладимое впечатление. Такой замечательный подарок я получил в этой поездке, воочию убеждаешься, насколько весь мир – узкий мостик. А затем из Одессы мы отправились в Москву и Ленинград. Поезд тащился 29 часов через все места и местечки. Этот пейзаж за окном, эти березы, знакомые мне только по фотографиям, по рассказам. И столько воды везде, реки и озера! Красивая страна, но такая... неухоженная. В Москве я встретился с тетушкой. Нашу встречу снимало телевидение. Мы не могли говорить, мы просто обнялись с тетушкой и плакали. Так воссоединилась наша семья. На наш последний концерт в Москве я пригласил всех своих новых родственников, и конферансье объявил: среди публики присутствует семья Ханана Йовеля. Моя старенькая тетушка встала и поклонилась. Такой был восторг в зале!

- Какие впечатления ты вынес из посещения России?

- Я почувствовал определенное разочарование. Ведь я рос на русской культуре и русской музыке, как, собственно, и весь Израиль, и был полон трепета перед местами, где она развивалась. Но в Москве и в Ленинграде я увидел странный, серый мир, где люди рыщут в поисках пропитания, заняты только одной мыслью: как бы выжить, где бы еще заработать. Живут тяжело, ужасно, безрадостно. С другой стороны, везде, где бы мы ни были, для нас накрывали такой щедрый стол, что мне казалось, будто хозяева тратят свои последние сбережения и завтра сядут в долговую тюрьму. Тут-то я понял, что такое настоящее русское гостеприимство. Здесь я услышал смешное выражение: не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки.

И еще одно необычное переживание вспоминает Ханан: 

- Раз мы пришли на московский рынок, на барахолку, и вдруг я услышал знакомые мелодии. Подхожу ближе: три женщины, одна из них с аккордеоном, поют песни, наши молодежные песни! Они поют по-русски, а я запел вместе с ними на иврите. Затем я начинаю на иврите, а они подхватывают по-русски. Это было настолько потрясающе... просто нет слов!

Кроме пения и сочинения песен, Ханан Йовель занимается административной работой. Долгое время он был председателем Ассоциации израильских музыкантов (ЭМИ). Он организует и проводит благотворительные концерты. Это весьма естественный для него род деятельности. Публикуются записи его песен, он выступает на телевидении и радио, участвует в концертах. Ханан Йовель выходит на сцену иногда с пианистом, иной раз в группе «Хаверим шель Бени» («Друзья Бени Амдурского»), в других составах. Среди его песен особенно популярны «Атем зохрим эт ха-ширим» (Вы помните эти песни») на слова Йонатана Гефена, а также знаменитая «Пгиша – хаци пгиша» («Встреча-полувстреча») на стихи Рахели. И еще несколько: «Я, Шимон и маленький Моиз», «Когда ты звонила, твой голос дрожал», «Когда солнце пройдет надо мной». Автор очень спокойно относится к своему вкладу, но без его песен израильский музыкальный атлас неполон.

Коби Ошрат
 
Начнем с цитирования мэра Хайфы, Йоны Яхава:

- Коби Ошрат – мой друг детства. 40 лет тому назад, когда тройка отличных ребят («Шовавей Цион – М.Я.) впервые выступила на сцене, все хит-парады выводили их вперед, по радио транслировали их беспрерывно. Они были настолько популярны, что на одном из концертов их «разогревал» молодой певец по имени Арик Айнштейн. Когда я недавно с ними встретился и узнал об их намерении сделать камбек, я очень обрадовался. Коби Ошрат был моим соседом на Адаре в Хайфе (в районе улицы под прозвищем «Гилельштрассе» – М.Я.), и потому я попросил его, чтобы первое выступление трио состоялось в нашем городе, в Хайфе. И он согласился.

С Коби Рехтом Коби Ошрата связывают не только дружеские, но и творческие контакты: в дополнение к участию в трио «Шовавей Цион», они пели дуэтом под названием «Кубийот», то есть два Коби. Интересно отметить, что песню «Аллилуйя» создали два хайфских автора: текст написала поэтесса Шимрит Ор, дочь выдающегося поэта Яакова Орланда (выходца из России).

Много лет назад, когда я жила в Ленинграде, где-то однажды (и не однажды) звучала песня Евровидения «Аллилуйя». Сравнительно недавно, уже живя в Хайфе, я узнала, что признанный классик израильской песни, автор мирового шлягера «Аллилуйя» Коби Ошрат родился в Хайфе, и тогда его звали Яаков Вентура (фамилия испанского происхождения, в переводе означающая «путешествие»). Композитор (не слишком много, «всего» полторы сотни песен), аранжировщик, в отличие от многих других, не солирует. Хотя в хорошей компании попеть не против.

Выступление трио «Шовавей Цион» состоится 29 июля в 21:00 в «Аудиториуме» Хайфы.