«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
 |
Честное еврейское
| 26.12.2015Лина Гончарская |
В тель-авивском Камерном играют дебютную пьесу американского еврейского романиста, поэта и эссеиста Джошуа Хармона «Плохие евреи» (Bad Jews). Именно играют – ибо на игре всё и держится
За сей щекотливый сюжет в англоязычном мире берутся исключительно режиссеры-евреи – а ну как обвинят в антисемитизме? Название обязывает: когда пьесу играли в Вест-Энде, городские власти потребовали убрать афиши спектакля из лондонской подземки. Сатира на «их» нравы – наши то бишь – доставила немало хлопот и автору, 32-летнему Хармону, выросшему в консервативной еврейской семье к северу от Нью-Йорка. Типичный мальчик из «хороших», толстенький и круглолицый, пожаловал на тель-авивскую премьеру и сразу принялся оправдываться: дескать, «плохие» не означает негодные, а означает – «не соблюдающие религиозные традиции». И что пьесу он-де писал для себя – дабы избавиться от собственных комплексов и излить печаль по поводу ассимиляции. В итоге Джошуа сварганил этакое радиоактивное варево неврозов, хотя и весьма занятное.

В предлагаемые обстоятельства новоиспеченный драматург поместил двух братьев и их кузину – троица вынуждена провести ночь в замкнутом пространстве однокомнатной квартиры в Нью-Йорке после похорон деда. Предметом раздора наследников является дедовский кулон «Хай»*, который он, будучи узником Освенцима, два года продержал во рту, пряча под языком. А затем, уже после войны, с его помощью (денег-то на кольцо не было) сделал предложение своей избраннице. На семейную реликвию претендует Дафна – чернявая девица с типично иудейской внешностью, особа крайне противная и вся какая-то фейковая: якобы отстаивает ценности иудаизма, называя кузенов «предателями еврейского народа», якобы влюблена в парня, который служит в израильской армии, якобы собирается на родину предков, дабы стать раввиншей, etc. Да и вообще, зовется от роду Дайаной, а вовсе не Дафной. К тому же оказывается, что дед перед смертью вручил кулон старшему внуку Лиаму (урожденному Шломо), который по дедову примеру собирается сделать с его помощью предложение своей нееврейской подруге Мелоди. Последняя тоже присутствует в означенной квартире и предложение охотно принимает. Тут Дафна окончательно слетает с катушек, затевает нешуточную потасовку и... срывает с шеи ненавистной блондинки вожделенный кулон. Пострадавшая требует, дабы жених немедленно отвез ее в больницу – ибо «Хай», побывавший в чьем-то рту, скорее всего, заржавел и от него можно подцепить инфекцию. Безучастным в этой ситуации остается лишь младший брат, Джона – хотя в последнюю минуту выясняется, что он вытатуировал на своей руке лагерный номер деда. И, соответственно, именно ему следовало претендовать на «Хай», ибо лишь он его достоин.


Примечательно, что в Соединенных Штатах с момента нью-йоркской премьеры «Плохих евреев» в октябре 2013 года парочка социологов и отчего-то юристов уже успела защитить увесистые диссертации. Нынешние американцы крайне озабочены проблемой изменения еврейской идентичности – в особенности после того, как исследовательский центр Pew заявил urbi et orbi, что каждый пятый американский еврей не верит в Бога – раз; большинство из соплеменников не привязаны к еврейскому сообществу и еврейской жизни – два; уровень смешанных браков между евреями и неевреями растет день ото дня – три; соответственно, дети от смешанных браков не воспитываются в еврейских традициях – четыре, ну и так далее. Исследование, признанное «предупреждающим звонком для еврейского сообщества», и легло в основу драмеди Джошуа Хармона – он даже построил на его основе щекочущий нервы и смеховые рецепторы монолог главной героини.
Благочестивая Дафна, она же девица-монстр, носится с религией так, будто лично отмечена Б-жественной дланью – тогда как все остальные, отклоняющиеся от стандарта, являются «плохими» евреями. Оля Щур-Селектар превосходно трактует сложную роль, разгуливая по тонкой грани между забавным и невыносимым. (На моей памяти так естественно она играет впервые – впору прочить ей актерское бессмертие.) Немудрено, что и младшенький кузен Джона (Дан Кизлер) – владелец студии с видом на Гудзон, и старший Лиам (Уди Ротшильд) – аспирант, исследующий японскую культуру – шарахаются от нее, как от чумы. Жертвой коварной Дафны падет наивная Мелоди – карикатурный персонаж Даны Майнрат, неудавшаяся оперная певичка, сражающая наповал фальшивейшим исполнением Summertime Гершвина (еврея, а то как же).
В некотором смысле «Плохие евреи» – этакий тест на стрессоустойчивость. Пройдя его, якобы набожная Дафна вроде бы выходит победительницей. Однако вопрос о том, какой еврей «плохой», а какой «хороший», так и остается открытым. Может ли хороший еврей быть плохим человеком? Шарада, достойная этологов и талмудистов с каббалистами – не один десяток ученых могли бы спорить на эту тему добрую сотню лет.


По сравнению с целым выводком американских драмеди, заполонивших театры Тель-Авива и окрестностей, «Плохие евреи» в режиссуре худрука Камерного Омри Ницана составляют приятное исключение: не умиляют, слезу не выжимают, зато веселят. А кого-то, вероятно, и побуждают задуматься над собственной идентичностью – не хуже романа Филипа Рота «Заговор против Америки». Ладно скроенное и некрасиво искреннее действо на четверых бодро скользит к развязке (она же кульминация) на протяжении полутора часов, и каждый из актеров стоит того, чтобы на него обратили внимание. И еще обратите внимание на саундтрек – то бишь музыкальное сопровождение, где милая нашему сердцу «Дай даену» звучит то джазово, то роково, а то и рэпово.
* «Хай» (חי) – еврейский символ жизни; носят его, как правило, мужчины, обычно на цепочке.
Фото: Жерар Алон |

|
 |
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|