«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
 |
«Сократ»: хореография голоса
19.02.2016Лина Гончарская |
В нынешнем году исполняется 100 лет с того момента, когда княгиня Полиньяк заказала эстетическому аутсайдеру Эрику Сати, называющему себя негожим смутьяном, предтече эмбиента и белой музыки, автору абсурдистских текстов и прочая – в общем, когда швейная княгиня заказала ему «Сократа». Опус, не вписывающийся ни в какие жанровые рамки, однако в последние годы все-таки признанный короткой оперой
Израильской премьерой «Сократа» потчует в эти дни центр искусств «Эльма» в Зихрон-Яакове – с подачи труппы, носящей название Ta Opera Zuta*. Игра в угадайку касается не только названия: по словам режиссера постановки Михаль Гровер-Фридландер, центром спектакля станет идея реализации голоса в теле, движении, прикосновении. «Нас интересует хореография голоса, – говорит она, – голоса поющего, который является тем самым источником, что движет тело, поддерживает пространство и позволяет создать единое текучее целое».

Опера короткая, зато предыстория долгая: даже на швейной машинке «Зингер» сразу не сострочить. Ибо заказала «Сократа» Эрику Сати дочь короля швейных машинок, урожденная Виннаретта Зингер. Миру она, впрочем, известна как княгиня Полиньяк – владелица парижского музыкального салона, где собиралась интеллектуальная и художественная элита столетней давности. В салоне княгини Винни, как ее называли, лишались девственности самые оригинальные и противоречивые опусы Равеля, Дебюсси, Стравинского, Пуленка, Сати. Хозяйка салона нередко участвовала в их премьерном исполнении – как пианистка, органистка и чтица; в «Сократе», к примеру, она намеревалась декламировать под музыку диалоги Платона из «Пира», «Федра» и «Федона». К тому же, будучи дамой нетрадиционной для той поры ориентации, заказчица настояла, чтобы и Сократа, и трех его учеников пели сопрано.
Шел октябрь 1916 года, Сати размышлял, чего именно от него требует княгиня Полиньяк – то ли мелодекламацию, то ли камерную кантату для четырех сопрано и оркестра из 25 инструментов (именно таковым будуарным оркестриком она располагала). В итоге получилась симфоническая драма, drame symphonique – авангардный для своего времени опус в духе неоклассики, идеализирующей возврат к простоте, чистоте и прозрачности стиля, к некоей «новой античности». В отличие от оперы, здесь нет интриги, нет конфликта, нет симфонического развития и сюжетных коллизий, нет витиеватых страстей. Нет здесь и лейтмотивов, как нет мелизмов и арабесков – «шествовать обнаженной было для музыки Сати истинным актом непорочности», говорил Кокто. Драматургия «Сократа» развивается за счет инструментовки, в которой оживает каждый инструмент – в особенности духовые. А стройная аскетичная партитура ограничивается остинатными формулами – упорными, минималистскими, нанизанными друг на друга, как бусины на нитку, короткими пассажами. «Кто может вынести это однообразие?» – восклицал по поводу «Сократа» Стравинский, и, словно в пику ему, Кокто заявлял: «Сати указывает чистую дорогу, на которой каждый свободно оставляет свои следы».
По сей день симфоническая драма «Сократ» слывет единственным в своем роде произведением, не имеющим аналогов. Оттого и дают ее довольно редко: сия партитура способна сбить с толку любого профессионала, а исследователи не устают твердить о ее уникальности, полагая, что понимание этой музыки придет лет как минимум через двести. Что же касается текста, то в основе его – история отравления афинского философа, которому подносят яд его же ученики. Сати использовал здесь три «Диалога» Платона в переводе Виктора Кузэна – французского философа-спиритуалиста. В первой части Алкивиад рисует портрет Сократа, представляя его истовым дионисийцем, во второй Сократ беседует с Федром, прогуливаясь по берегу реки Иллис, а в третьей Федон повествует о смерти Сократа.
В 1944 году главный балетный абстракционист Мерс Каннингем – любовник Джона Кейджа, закадычный друг Энди Уорхола и Роберта Раушенберга, муза Михаила Барышникова и хореограф милостью божьей, который во всем уповал на случай (такой уж был человек) – сочинил соло «Идиллическая песня» («Idyllic Song») на основе первой части «Сократа» Сати. Четверть века спустя, в 1969-м, этой историей и этой музыкой вдохновился Джон Кейдж, переложивший симфоническую драму для двух фортепиано – и Каннингем поставил оставшиеся две части. Издатель Сати, однако, воспротивился переводу оркестровой версии на клавиатуру – и Кейджу пришлось, вооружившись любезным его сердцу принципом алеаторики и «Книгой Перемен», заменить ноты на другие, случайные – сохранив при этом структуру и фразировку «Сократа». Так появилась пьеса для одного фортепиано «Дешевая подделка» («Cheap Imitation»), а вслед за ней и балет Каннингема «Second Hand».
Но вернемся к Сати. «Сократ» – воплощение его идеи «мебельной» (второй перевод названия – «меблировочной») музыки, musique d'ameublement, которая должна была, по Сати, стать звуковым фоном повседневной жизни. Эта музыка, писал композитор, создает вибрацию – она выполняет ту же роль, что свет, отопление etc., поэтому такой музыкой комфортно заселить свой дом. А затем войти в нее – и почувствовать себя как дома.

Хотите попробовать? Извольте. Учтите только, что «Сократ» – вещь-в-себе. Абсолютный раритет, где музыка относится к тексту с таким же подозрением, как и тот к ней. Ta Opera Zuta подступалась к затейливому опусу уже давно – ибо специализируется на постановках раритетных камерных опер. Заметим, что труппа объединяет художников из различных областей – музыкантов-инструменталистов, вокалистов, перформеров, дизайнеров, работающих в тесном контакте с музыковедами и философами. Плодом подобного сотрудничества и является искомая «хореография голоса», суть которой – подчеркнуть ведущую роль голоса в построении мира смыслов и образов. Михаль Гровер-Фридландер, профессор-музыковед Тель-Авивского университета и одна из основательниц Ta Opera Zuta (второй основатель – ее супруг Эли Фридландер, профессор философии и по совместительству художник-декоратор), отмечает, что «Сократ» – их четвертая постановка после «Испанского часа» Равеля, «Говорящего да» Брехта-Вайля и «Ног императрицы» Эвелин Фикарры. И что, по ее мнению, это музыка, приятная во всех отношениях. Более того, она решила рискнуть – и заменила всех четверых сопрано одним-единственным контртенором, каковым стал Дорон Шлейфер. А остальные партии поручила танцовщикам – японцу Рио Текеношита и израильтянам Ноаму Санделю и Бат-Эль Дотан. Оркестра тоже не случится – вместо него студент-второкурсник Даниэль Червински исполнит фортепианную транскрипцию симфонической драмы Сати.
Итак, пожалуйте на израильскую премьеру в центр искусств «Эльма» в Зихрон-Яакове 26 февраля в 21:00 или 27 февраля в 20:30 (заказать билеты можно по телефону 04-6300123). К слову, после премьеры в «Эльме» постановка отправится в университет Waseda в Токио – в Японии Сати в большой чести.
Фото: איל יצהר
* תא אופרה זוטא – вот что подразумевается под загадочно звучащим для русского уха названием, а именно: «миниатюрная камерная опера». |

|
 |
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|