Pro Чайковского

Театр балета Бориса Эйфмана – явление уникальное. Любой исторический костюм ему впору, будь то времена Павла I или Родена с Мольером. Ставит хореограф Эйфман и спектакли вневременные – доказательством тому прошедший изрядную перезагрузку «Чайковский: Pro et Contra», ныне привезенный нам на пробу.

Однажды Эйфман сказал, что все его герои – это, по сути, его alter ego, мятущаяся творческая личность, раздираемая внутренними противоречиями и обуреваемая внутренними демонами. За точность цитаты не ручаюсь, но смысл именно таков. Вот и Петр Ильич в спектакле мается с самого начала, с самой первой сцены в постели, которую делит с ним супружница Антонина Милюкова – мерзкая баба в драном чулке и в бигудях. Но мечты у Чайковского (эмоциональный Олег Габышев) светлые и прекрасные, и в мечтах этих из постели его выпархивает ладный юноша, с которым он тотчас сливается в дуэте. Юношей будет еще много, начиная с принца-Щелкунчика (златовласый юный красавец Александр Соловей) и заканчивая пригожими мальчиками-картами на игорном столе. Главными же любовями заглавного героя – теми, что pro – станут Онегин и Герман, а теми, что contra – Ротбарт и Дроссельмейер.

Эйфман никогда не работает в жанре «угадай мелодию»: его мизансцены подробны и оттого понятны; ну а для самых непонятливых существует программка с кратким содержанием. Из нее же можно почерпнуть, что и Ротбарт, и Дроссельмейер, и Онегин, и Герман – это двойники Чайковского, то бишь упомянутое alter ego. Плюс, как водится у романтиков, имеется и просто Двойник, он же доппельгангер, тёмная сторона личности. Исполняет партии всех пятерых восхитительный танцовщик Сергей Волобуев, выразительный и лицом, и телом.

Помимо двойников, на фоне композитора постоянно присутствует Надежда Филаретовна фон Мекк (Алина Петровская), добрая фея, прикрывающая его от невзгод спасительным зонтиком. Позже фон Мекк явится в образе феи с волшебной палочкой, которая в руках Чайковского превратится в дирижерскую, дабы он смог руководить оркестром из своих внутренних демонов. Что он, разумеется, и сделает.

Да, еще в кадре неустанно маячит Милюкова, которая до свадьбы никак не тетка в бигудях, а вовсе даже хрупкая бестелесная брюнетка (Любовь Андреева) в нежном платье персикового цвета. Ввиду сложности отношений супруги то и дело бранятся и ничем не тешатся, а то и дерутся. В ходе одной из постельных баталий Милюковой даже пришлось огреть окаянного супруга подушкой, да и он в долгу не остался: этой же подушкой ее и придушил. Правда, как оказалось, не насовсем – иначе мы бы лишились бесподобной сцены в лечебнице для умалишенных.

«Чайковский: Pro et Contra» разделен на два акта; первый посвящен балетам («Лебединое озеро» и «Щелкунчик»), второй – операм («Евгений Онегин» и «Пиковая дама»). «Спящая красавица» отчего-то осталась не у дел, так что вместо феи Карабос с веретеном пришлось наблюдать Графиню с клюкой, но и это еще не всё: танцевала Графиню Алина Петровская, изображавшая ранее фон Мекк, а поскольку она была в гриме, сразу я этого не разглядела. Но связь почувствовала мгновенно, ибо иначе и быть не могло: фон Мекк с зонтиком, она же с волшебной палочкой, и она-не-она с клюкой. Помимо трансформаций палочки, оба акта объединяли и другие режиссерские находки: к примеру, игрушка-Щелкунчик из первого акта превратилась в пляшущего Джокера из второго: те же краски в наряде и, главное, та же ухмылка. Джокер (Дмитрий Савинов), кстати, плясал на ура, и вообще вся сцена в игорном доме была из тех, что вызывает бурные аплодисменты влюбленного в творчество Эйфмана зала. Или вот еще: в сцене свадьбы Милюкова в буквальном смысле захомутала беднягу Чайковского, притянув его к себе за шею длинным белым шарфом. В финале, в сцене в психушке, безволосая Антонина Ивановна сымитирует белый шарф из простыни; правда, затянет его уже на собственной шее.

Присутствуют в спектакле и цитаты, в частности, черные лебеди мужского пола, передающие залу привет от Мэтью Боурна, хотя светлой стороной своей души композитор всё тянется к белым лебедям; присутствуют и автоцитаты – Онегин, по Эйфману, влюблен был вовсе не в Татьяну, а в Ленского, и, приревновав юного поэта к пустышке Ольге, пристрелил на дуэли. Красота поддержек в мужских дуэтах захватывает дух, заставляя то и дело вздыхать по поводу аскетизма дуэтов двуполых.

Первая часть балета озвучена Пятой симфонией Чайковского, вторая – Шестой («Патетической») с вкраплением «Итальянского каприччио» и Серенады для струнного оркестра. Симфонии исповедальны, мрачны и трагичны, в них властвует столь любимый Эйфманом фатум; всё это позволяет героям всласть выражать тяготы и страдания лицевой и телесной мимикой. К слову, кончина заглавного персонажа под звуки финала Шестой весьма биографична: как известно, премьера симфонии 16 октября 1893 года на девять дней предвосхитила смерть ее автора, став, таким образом, реквиемом по Чайковскому. И причины смерти его, так же, как и в спектакле, неясны: то ли гибель от холеры, то ли от кишечного заболевания, то ли суицид с применением мышьяка – дескать, имел место некий «суд чести», когда композитору пригрозили громким скандалом и оглаской его сексуальных предпочтений, поскольку он связался с кем-то из императорской семьи.  

Кордебалетные сцены у Эйфмана, как всегда, красивы и эффектны – что в дождливом Петербурге, что на балу у Лариных, не говоря уже о нашествии крысиных полчищ, чуть не загубивших девочку Машу. Высокие и длинноногие артисты кордебалета танцуют со страстью и самоотдачей, пленяя изумительно точными синхронами. Разве что в выходах их не было на сей раз таких чисто эйфмановских лексических единиц, как прежде; зато таковые были у солистов – безупречно выполненные приседания с широко разведенными в стороны ногами, описанный правой ногой широкий полукруг etc. Обращало внимание и характерное для Чайковского с Милюковой па: тянуть себя рукой за носок. Самой же выстраданной оказалась финальная сцена, когда мужской кордебалет накрыл почившего на зеленом игорном столе композитора черной тканью. Зал зашелся несмолкаемыми аплодисментами, при появлении вышедшего на поклон мэтра Эйфмана перешедшими в овацию. Ежели желаете присоединиться, спектакли еще идут.

Фото: Elena Zapassky