«Паразиты» Пон Чжун Хо
Нечто столь же прекрасное, что и «Магазинные воришки», только с бо́льшим драйвом. Начинаешь совершенно иначе воспринимать философию бытия (не азиаты мы...) и улавливать запах бедности.
«Паразиты» – первый южнокорейский фильм, удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. Снял шедевр Пон Чжун Хо, в привычном для себя мультижанре, а именно в жанре «пончжунхо». Как всегда, цепляет.
«Синонимы» Надава Лапида
По словам режиссера, почти всё, что происходит в фильме с Йоавом, в том или ином виде случилось с ним самим, когда он после армии приехал в Париж. У Йоава (чей тезка, библейский Йоав был главнокомандующим царя Давида, взявшим Иерусалим) – посттравма и иллюзии, замешанные на мифе о герое Гекторе, защитнике Трои. Видно, таковым он себя и воображает, когда устраивается работать охранником в израильское посольство и когда учит французский в OFII. Но ведь научиться говорить на языке великих философов еще не значит расстаться с собственной идентичностью и стать французом. Сначала надо взять другую крепость – самого себя.
«Frantz» Франсуа Озона
В этой картине сходятся черное и белое (хотя невзначай, того и гляди, вдруг проглянет цветное исподнее), витальное и мортальное, французское и немецкое. Персонажи переходят с одного языка на другой и обратно, зрят природу в цвете от избытка чувств, мерещат невесть откуда воскресших юношей, играющих на скрипке, и вообще чувствуют себя неуютно на этом черно-белом свете. Французы ненавидят немцев, а немцы французов, ибо действие происходит аккурат после Первой мировой. Разрушенный войной комфортный мир сместил систему тоник и доминант, и Франсуа Озон поочередно запускает в наши (д)уши распеваемую народным хором «Марсельезу» и исполняемую оркестром Парижской оперы «Шехерезаду» Римского-Корсакова. На территории мучительного диссонанса, сдобренного не находящим разрешения тристан-аккордом, и обретаются герои фильма. Оттого распутать немецко-французскую головоломку зрителю удается далеко не сразу.
«Патерсон» Джима Джармуша
В этом фильме всё двоится: стихотворец Патерсон и городишко Патерсон, bus driver и Адам Драйвер, волоокая иранка Лаура и одноименная муза Петрарки, японец Ясудзиро Одзу и японец Масатоси Нагасэ, черно-белые интерьеры и черно-белые капкейки, близнецы и поэты. Да, здесь все немножко поэты, и в этом как раз нет ничего странного. Потому что Джармуш и сам поэт, и фильмы свои он складывает как стихи. Звуковые картины, настоянные на медитации, на многочисленных повторах, на вроде бы рутине, а в действительности – на нарочитой простоте мироздания. Ибо любой поэт, даже если он не поэт, может начать всё с чистого листа.
«Ужасных родителей» Жана Кокто
Необычный для нашего пейзажа режиссер Гади Ролл поставил в Беэр-Шевском театре спектакль о французах, которые говорят быстро, а живут смутно. Проблемы – вечные, старые, как мир: муж охладел к жене, давно и безвозвратно, а она не намерена делить сына с какой-то женщиной, и оттого кончает с собой. Жан Кокто, драматург, поэт, эстет, экспериментатор, был знаком с похожей ситуацией: мать его возлюбленного Жана Маре была столь же эгоистичной.
Сценограф Кинерет Киш нашла правильный и стильный образ спектакля – что-то среднее между офисом, складом, гостиницей, вокзалом; место нигде. Амир Криеф и Шири Голан, уникальный актерский дуэт, уже много раз создававший настроение причастности и глубины в разном материале, достойно отыгрывает смятенный трагифарс. Жан Кокто – в Беэр-Шеве.
Новые сказки для взрослых
Хоть и пичкали нас в детстве недетскими и отнюдь не невинными сказками Шарля Перро и братьев Гримм, знать не знали и ведать не ведали мы, кто все это сотворил. А началось все со «Сказки сказок» - пентамерона неаполитанского поэта, писателя, солдата и госчиновника Джамбаттисты Базиле. Именно в этом сборнике впервые появились прототипы будущих хрестоматийных сказочных героев, и именно по этим сюжетам-самородкам снял свои «Страшные сказки» итальянский режиссер Маттео Гарроне. Правда, под сюжетной подкладкой ощутимо просматриваются Юнг с Грофом и Фрезером, зато цепляет. Из актеров, коих Гарроне удалось подбить на эту авантюру, отметим Сальму Хайек в роли бездетной королевы и Венсана Касселя в роли короля, влюбившегося в голос старушки-затворницы. Из страннейших типов, чьи портреты украсили бы любую галерею гротеска, - короля-самодура (Тоби Джонс), который вырастил блоху до размеров кабана под кроватью в собственной спальне. Отметим также невероятно красивые с пластической точки зрения кадры: оператором выступил поляк Питер Сушицки, явно черпавший вдохновение в иллюстрациях старинных сказок Эдмунда Дюлака и Гюстава Доре.
Kutiman Mix the City
Kutiman Mix the City – обалденный интерактивный проект, выросший из звуков города-без-перерыва. Основан он на понимании того, что у каждого города есть свой собственный звук. Израильский музыкант планетарного масштаба Офир Кутель, выступающий под псевдонимом Kutiman, король ютьюбовой толпы, предоставляет всем шанс создать собственный ремикс из звуков Тель-Авива – на вашей собственной клавиатуре. Смикшировать вибрации города-без-перерыва на интерактивной видеоплатформе можно простым нажатием пальца (главное, конечно, попасть в такт). Приступайте.
Видеоархив событий конкурса Рубинштейна
Все события XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна - в нашем видеоархиве! Запись выступлений участников в реситалях, запись выступлений финалистов с камерными составами и с двумя оркестрами - здесь.
Альбом песен Ханоха Левина
Люди на редкость талантливые и среди коллег по шоу-бизнесу явно выделяющиеся - Шломи Шабан и Каролина - объединились в тандем. И записали альбом песен на стихи Ханоха Левина « На побегушках у жизни». Любопытно, что язвительные левиновские тексты вдруг зазвучали нежно и трогательно. Грустинка с прищуром, впрочем, сохранилась.
«Год, прожитый по‑библейски» Эя Джея Джейкобса
...где автор на один год изменил свою жизнь: прожил его согласно всем законам Книги книг.
«Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» Ёко Тавада
Жизнь – это долгое путешествие в вагоне на нижней полке.
Скрюченному человеку трудно держать равновесие. Но это тебя уже не беспокоит. Нельзя сказать, что тебе не нравится застывать в какой-нибудь позе. Но то, что происходит потом… Вот Кузнец выковал твою позу. Теперь ты должна сохранять равновесие в этом неустойчивом положении, а он всматривается в тебя, словно посетитель музея в греческую скульптуру. Потом он начинает исправлять положение твоих ног. Это похоже на внезапный пинок. Он пристает со своими замечаниями, а твое тело уже привыкло к своему прежнему положению. Есть такие части тела, которые вскипают от возмущения, если к ним грубо прикоснуться.
«Комедию д'искусства» Кристофера Мура
На сей раз муза-матерщинница Кристофера Мура подсела на импрессионистскую тему. В июле 1890 года Винсент Ван Гог отправился в кукурузное поле и выстрелил себе в сердце. Вот тебе и joie de vivre. А все потому, что незадолго до этого стал до жути бояться одного из оттенков синего. Дабы установить причины сказанного, пекарь-художник Люсьен Леззард и бонвиван Тулуз-Лотрек совершают одиссею по богемному миру Парижа на излете XIX столетия.
В романе «Sacré Bleu. Комедия д'искусства» привычное шутовство автора вкупе с псевдодокументальностью изящно растворяется в Священной Сини, подгоняемое собственным муровским напутствием: «Я знаю, что вы сейчас думаете: «Ну, спасибо тебе огромное, Крис, теперь ты всем испортил еще и живопись».
«Пфитц» Эндрю Крами
Шотландец Эндрю Крами начертал на бумаге план столицы воображариума, величайшего града просвещения, лихо доказав, что написанное существует даже при отсутствии реального автора. Ибо «язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор - самая обманчивая форма поведения… а сами мы - измышления, мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования». Получилась сюрреалистическая притча-лабиринт о несуществующих городах - точнее, существующих лишь на бумаге; об их несуществующих жителях с несуществующими мыслями; о несуществующем безумном писателе с псевдобиографией и его существующих романах; о несуществующих графах, слугах и видимости общения; о великом князе, всё это придумавшем (его, естественно, тоже не существует). Рекомендуется любителям медитативного погружения в небыть.
«Тинтина и тайну литературы» Тома Маккарти
Что такое литературный вымысел и как функционирует сегодня искусство, окруженное прочной медийной сетью? Сей непростой предмет исследует эссе британского писателя-интеллектуала о неунывающем репортере с хохолком. Появился он, если помните, аж в 1929-м - стараниями бельгийского художника Эрже. Неповторимый флёр достоверности вокруг вымысла сделал цикл комиксов «Приключения Тинтина» культовым, а его герой получил прописку в новейшей истории. Так, значит, это литература? Вроде бы да, но ничего нельзя знать доподлинно.
«Неполную, но окончательную историю...» Стивена Фрая
«Неполная, но окончательная история классической музыки» записного британского комика - чтиво, побуждающее мгновенно испустить ноту: совершенную или несовершенную, голосом или на клавишах/струнах - не суть. А затем удариться в запой - книжный запой, вестимо, и испить эту чашу до дна. Перейти вместе с автором от нотного стана к женскому, познать, отчего «Мрачный Соломон сиротливо растит флоксы», а правая рука Рахманинова напоминает динозавра, и прочая. Всё это крайне занятно, так что... почему бы и нет?
Тайские роти
Истинно райское лакомство - тайские блинчики из слоеного теста с начинкой из банана. Обжаривается блинчик с обеих сторон до золотистости и помещается в теплые кокосовые сливки или в заварной крем (можно использовать крем из сгущенного молока). Подается с пылу, с жару, украшенный сверху ледяным кокосовым сорбе - да подается не абы где, а в сиамском ресторане «Тигровая лилия» (Tiger Lilly) в тель-авивской Сароне.
Шомлойскую галушку
Легендарная шомлойская галушка (somlói galuska) - винтажный ромовый десерт, придуманный, по легенде, простым официантом. Отведать ее можно практически в любом ресторане Будапешта - если повезет. Вопреки обманчиво простому названию, сей кондитерский изыск являет собой нечто крайне сложносочиненное: бисквит темный, бисквит светлый, сливки взбитые, цедра лимонная, цедра апельсиновая, крем заварной (патисьер с ванилью, ммм), шоколад, ягоды, орехи, ром... Что ни слой - то скрытый смысл. Прощай, талия.
Бисквитную пасту Lotus с карамелью
Классическое бельгийское лакомство из невероятного печенья - эталона всех печений в мире. Деликатес со вкусом карамели нужно есть медленно, миниатюрной ложечкой - ибо паста так и тает во рту. Остановиться попросту невозможно. Невзирая на калории.
Шоколад с васаби
Изысканный тандем - горький шоколад и зеленая японская приправа - кому-то может показаться сочетанием несочетаемого. Однако распробовавшие это лакомство считают иначе. Вердикт: правильный десерт для тех, кто любит погорячее. А также для тех, кто недавно перечитывал книгу Джоанн Харрис и пересматривал фильм Жерара Кравчика.
Торт «Саркози»
Как и Париж, десерт имени французского экс-президента явно стоит мессы. Оттого и подают его в ресторане Messa на богемной тель-авивской улице ха-Арбаа. Горько-шоколадное безумие (шоколад, заметим, нескольких сортов - и все отменные) заставляет поверить в то, что Саркози вернется. Не иначе.
|
|
Флейта Динь-Динь
05.11.2021Лина Гончарская |
В Израильской опере состоялась премьера заезжей «Волшебной флейты» из Komische Oper Berlin. Той самой, знаменитой – и у нее на то есть все основания
Если б кто-нибудь мне сказал, что alter ego Папагено станет кот, я б ни за что не поверила. Хотя кто, как не кот, настоящий птицелов?
Мультяшный черный кот, созданный воображением аниматора-гения Пола Барритта, неотступно следует за моцартовским простаком и даже защищает его от моностатосовых церберов.
А кто такая, по-вашему, Волшебная флейта? О, это голенькая озорная Динь-Динь, залетевшая в гости к Моцарту из сказки про Питера Пена, вокруг которой порхают ноты.
А папагеновы колокольчики? Они таятся в ходячем розовом чемоданчике, и когда тот открывается, выстраиваются в хоровод и пускаются в пляс – на пухленьких ножках в чулочках с подвязками и розовых туфельках на каблучках.
А Царица ночи? О, это жуткая паучиха, точнее, скелет паучихи, которая своими длиннющими лапками-ножами объемлет все вокруг – юнгианский ночной кошмар.
Используя визуальные подсказки «золотого века» немого кино, авторы постановки превратили Тамино в Гарольда Ллойда, Памину – в Луизу Брукс (вряд ли кто не опознает культовый «боб Лулу»), Папагено – в Бастера Китона, а мавра Моностатоса – в первого кровососа немого кино, Носферату. Симфония ужаса – чудища, церберы и прочее зверье – прилагается. Ну и, разумеется, Зарастро – мудрец в цилиндре, смахивающий на первого мастера кинематографической магии Жоржа Мельеса, чьи владения явно позаимствованы из «Хранителя времени». У него уже свое зверье, сплошные механизмы, с обезьянками ацтекских масонов во главе.
Бедняга Тамино поначалу едва не угодил в паутину – еле ноги унес. Зато благополучно угодил в брюхо дракона, вместе с другими несчастливцами – аниматоры подробно демонстрируют нам останки всяк туда попавших (титр в это время заботливо поясняет: In Dragon's Stomach). Вообще скелетов тут не счесть, но все равно весело – Komische Oper как-никак.
Живые певцы и анимированные персонажи действуют тут на равных. Вот только всякий раз сердце замирает, когда певцы появляются на крошечных приступочках где-то вверху стены, как это случается в самом начале с троицей чудесно спетых дам из свиты Царицы ночи (с берлинским кабаре в бэкграунде – длинные мундштуки, шляпки и розовые слоны); или то и дело с грустной Паминой; или с Папагено, который даже на верхотуре умудряется почесать шейку коту; или, в самом конце, с Папагеной в образе безвкусной балерины в желтом оперении; или, на протяжении всего действа, с тремя крылатыми пажами в образцовых белых гольфиках – путеводными звездами Тамино и Папагено. Все персонажи-люди встроены в динамичные анимированные картинки, порою фрагментарно – чаще всего к ним прилагаются комичные ножки (особенно забавно выглядят пухленькие женские у монстров), пляшущие или бегущие. Сами же исполнители стоят неподвижно, они будто приклеены к стене или к сцене, хотя вы этого вовсе не замечаете, ибо вокруг творится невообразимое. Летают красные губки и сердечки, бабочки, цветы, скелеты, цыплята жареные, часовые механизмы, всевидящие ока, рычаги, шестеренки, взрываются бомбы из комикса, розовые девочки-слоны выплескиваются из коктейльных бокалов, озоруют красные драконы, прихрамывают утки, и совы сидят на ветвях, а когда встают, оказывается, что у них тоже девичьи ножки на каблучках.
В общем, «Волшебная флейта» в Израильской опере – вселенная юмора и всяческих проказ. Еще бы, ведь потрудились над ней режиссер-оригинал Барри Коски, худрук Komische Oper Berlin, и парочка затейников из Лондона – художники Пол Барритт и Сьюзан Андрейд из компании «1927». Именно в том, 1927-м году, если помните, появился первый звуковой фильм, «Певец джаза» (про кантора и наш с вами народ, между прочим). В подобной эстетике и выдержана фантастическая постановка «Волшебной флейты», разве что речевых реплик нет совсем: привычные для зингшпиля апарты и разговорные диалоги визуально заменены интертитрами, как в немом кино, а аудиально – интерлюдиями: дирижер Нимрод Дэвид Пфеффер периодически становится пианистом и исполняет Фантазии Моцарта до минор и ре минор.
Дивный лирический тенор-американец Аарон Блэйк (столь полюбившийся мне в прошлогодней партии-роли Альмавивы из другого оперного кино) идеально подходит для партии Тамино, а незаурядное комическое дарование и красивейший баритон израильтянина Одеда Райха – для образа Папагено. Восхищает Памина в исполнении Аллы Василевицкой (как же дивно она поет!), и все три дамы (Элинор Зон, Таль Бергман, Хагар Шарвит), и все три путеводных мальчика, они же три гения храма (Наоми Бен-Шахар, Софи Сахано, Майя Бен-Давид), и два бородатых жреца (Ошри Сегев и Яир Полищук). Хорош Моностатос – американский тенор Энтони Уэбб, удивителен Зарастро – украинский бас Тарас Бережанский, исполнивший арию «O Isis und Osiris» словно арию Гремина, и совсем уж далека от моцартовского стиля (даром что из Австрии) Беате Риттер – Царица ночи, вылитая Maman матриарха современной скульптуры Луиз Буржуа. Несмотря на мелкие огрехи, в целом все звучит изумительно, в особенности терцеты, квартеты и квинтеты. И, конечно, абсолютно моцартовский оркестр во главе с Нимродом Дэвидом Пфеффером – скажите на милость, случалось ли когда-либо в истории оперы, чтобы дирижер сам играл на рояле?
Но самое главное во всем этом – изысканный вкус: при всей пестроте и изобретательности мультимедийное действо не становится аттракционом, ибо очень уж тут все эстетски сделано. И Моцарту такое очень идет.
Фото: Йоси Цвекер |
|
|
Элишева Несис.
«Стервозное танго»
|