XIV конкурс имени Артура Рубинштейна: по наклонной

Завершившийся в Тель-Авиве XIV Международный конкурс пианистов имени Артура Рубинштейна неумолимо катился по наклонной: если изобразить графически его динамику – то, что происходило от первого тура до последнего, – получится знак диминуэндо. Уж очень высок был уровень конкурсантов в начале, уж очень странен в конце.

На вершине горы были: понимание музыки – кто, когда и зачем; стилистическое чутье; многоликость мысли; чтение между строк. И было интересно. У подножия остались: идеальный звук посеребренных колокольцев; эмоциональная гладкокожесть; бездумная игра в ноты – вверх-вниз.

Давайте задумаемся: отчего это произошло? Ведь дело не только в выборе жюри – в финал попали и достойные музыканты (хотя столько же, если не больше, осталось за бортом). В том ли, что участники эмоционально выложились на старте и пришли к финишу обессиленными? В том ли, что кто-то не верил, что попадет в третий тур, и не отнесся серьезно к разучиванию двух финальных концертов? В том ли, что конкурсный марафон был длинным и изматывающим (два реситаля, игра с камерными составами, солирование с двумя оркестрами), и его нужно сократить?

                        Антоний Барышевский и Мария Мазо

Тем из нас, кто ежедневно посещал выступления конкурсантов в первом туре и отчасти во втором, несомненно, повезло: нам удалось услышать пианистов мыслящих, играющих не для жюри, а для публики. Тем паче публика в зале Тель-Авивского музея искусств (где проходили первый и второй туры) собиралась понимающая – музыканты-профи, педагоги фортепиано, пожилые тетушки-меломанки, наслышанные на своем веку. Глубокая пропасть лежала между ними и помпезной толпой в «Гейхал ха-Тарбут», где разворачивались события финала: гламурным дамам с кавалерами, неспособным разрыдаться от бетховенских секвенций, тонкости были неведомы – они аплодировали всем подряд, встречая-провожая бурными овациями. И усредненное исполнение, помноженное на владение аппаратом (уж не важно, каким – пианистическим или цифровым), их неизменно радовало.

Думаю, недоумение по поводу отсутствия в финале Ильи Кондратьева, Марчина Козьяка, Джи-Ён Кима, Томоаки Йошиды, Наоми Кудо разделят со мной толпы музыкально чутких слушателей. По какой причине нас лишили возможности наблюдать за игрой неординарных и непредсказуемых пианистов, обладающих вкусом, отвергающих стерильность, колдующих над полутонами, добирающихся до самых первооснов? Оттого ли, что самобытность и индивидуальность не укладываются в прокрустово ложе понятий жюри? Оттого ли, что усредненность – альфа и омега современного музыкального конкурса? В таком случае, нужны ли конкурсы вообще?

Критерии, коими руководствовалось жюри XIV Международного конкурса пианистов имени Артура Рубинштейна, увы, остались за кадром. Тайна сия велика есть, и мы вряд ли когда-либо сподобимся ее разгадать. Точно так же нам не узнать персональное мнение каждого из судей в тайном (опять-таки) голосовании. Жаль.

                                           Сёнг Чжин Чо

Играя в первом оркестровом финале Моцарта с Бетховеном, почти все финалисты чувствовали себя неуютно – хотя и отыгрывали безукоризненно (кроме младоитальянца) пассажи и арпеджио. Разве что естественно-трогательный колорист от природы, очаровашка Сёнг Чжин Чо с его внимательными пальцами и чутким сердцем по-прежнему вызывал неосознанную симпатию. Самой же уверенной оказалась, как и следовало ожидать, Мария Мазо, спец по поздней венской классике и к тому же победительница конкурса имени Бетховена в Вене. Мощно, по-мужски отыгранный до-мажорный концерт Моцарта то смутно, то явно напоминал любимого ею композитора – ну да кого это волнует? То, что «легкий» Моцарт сложен и для исполнителя, и для публики (а последняя, как водится, неистовствовала), и то, что Моцарт – не Бетховен? Осталась за бортом и театральность 21-го концерта, в коем лицедействуют контрастные темы-персонажи, и то, что музыка эта, как говорил Бузони, «полна страстности, но выраженной по-рыцарски». Увы, поэзии не случилось – сплошная проза. Зато во втором оркестровом финале деву Марию ожидал подлинный триумф – тут уж ей довелось развернуться и исполнить свою коронную партию. В качестве аперитива Мазо поднесла Четвертый концерт Бетховена – убедительно, красиво, используя сочащийся звуком рояль «Фациоли». Не греша против текста – но и без особых душевных затрат.

Мужская сборная финалистов играла прямолинейно и технически резво – в отличие от первого тура, это была музыка без цели и смысла, без объема и дыхания, музыка как сочетания нот. О чем эта музыка, так никто и не рассказал. Никто не озадачился проблемой серьезного ее осмысления – хотя в таланте и темпераменте никому из пианистов не откажешь. Ну, просто не озадачился – и всё. Не озадачился цезурами, запятыми, вопросительными и восклицательными знаками музыкальной речи. Да не в них, собственно суть. Суть в том, чтобы было интересно. Но – не было. Были недопонятый Прокофьев, дичайший Чайковский, неузнаваемый Рахманинов. И опять же не потому, что некоторые из финалистов по ходу дела забывали текст. А потому, что они испытывали несомненные стилевые и композиционные проблемы – им так и не удалось пробраться во внутренние покои композиторского подсознания, в подкорку авторского мелодизма. Уже упоминаемая музыкально чуткая публика вынужденно села на диету – пожалуй, так ощущают себя люди, коих заставляют питаться обезжиренными продуктами после того, как им удалось вдоволь продегустировать деликатесы со специями и пряностями.

         Победитель конкурса Антоний Барышевский (Украина)
       с дочерью Артура Рубинштейна, д-ром Алиной Рубинштейн

Особенно забавно было наблюдать за тем, как оркестры – и «Израильская Камерата» под управлением Авнера Бирона, и Израильский филармонический под управлением Ашера Фиша – играют «в стиле» (порой – почти эталонном), то бишь в духе исполняемого автора, а иные конкурсанты – совсем не в духе. Не вняли они наставлениям уайльдовского Дориана Грея, учившего писать портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Оттого в момент оглашения списка счастливчиков иные из финалистов удивлены были не меньше, чем сидящие в зале.

Ох, зря Артур Рубинштейн был против конкурсов, – писала я ab ovo, вспоминая победителя прошлого состязания Даниила Трифонова. Теперь, пройдя весь путь ab ovo usque ad mala, смею усомниться: может, не зря?